Никитка вскарабкался на крышу.
Во дворе у Веселовых царит оживление. Люди втаскивают в амбар и в дом сундуки, столы, кожаные сумы. Покрывая стоящий в воздухе гомон, раздается чей-то встревоженный выкрик:
— Лука едет!
Из лесу выбегает рыжая телка, а следом, хлеща ее по бокам длинным кнутом, показывается всадник на белом коне. Широкое лицо всадника налито кровью. Узкие желтые глаза горят злобой. Толстая нижняя губа отвисла. Кажется, что бедная телка в ужасе сама кидается под ноги ошалевшего коня. А кнут всадника хлещет ее все сильнее и чаще.
— Довольно! Перестань! — кричит седая нарядная женщина, стоящая у дверей избы.
А всадник выдергивает из земли торчащий у него на пути одинокий кол и с силой ударяет бедное животное по спине. Телка медленно опускается на колени и валится на бок. Она пытается подняться, но только вытягивает шею и жалобно мычит.
Никитке вдруг становится страшно. Мальчик кубарем скатывается с крыши и подбегает к двери своей юртенки. И тут он видит запряженного в сани быка. Тяжело опираясь на посох, из саней вылезает старая Дарья. В эго время из их юрты выскакивает курчавый смуглый парень. Он хватает из саней деревянный сундучок и, обогнав старуху, скрывается в доме. Потом он возвращается, подбегает к возу, сгребает в охапку сено, собираясь унести его, но вдруг останавливается и, повернув к Никитке взволнованное лицо, просящим голосом шепчет:
— Заходи-ка ты в юрту, дружок. Холодно…
— Нет, мне не холодно, — отвечает Никитка, распахивая полы своей дохи и показывая голое тело.
Возле них появляется гибкая, как тальник, молоденькая девушка с нежными карими глазами. Парень смущенно топчется на месте.
— Значит, вы приехали? — радостно спрашивает девушка у парня.
— Приехали, Майыс… И мы приехали… Теперь будем видеться каждый день.
— Ну… Здравствуй, Дмитрий, — тихо говорит девуш-ка>г становясь вдруг серьезной.
— Здравствуй, Майыс, — весело отвечает парень и, отбросив сено, неожиданно обнимает ее.
— Ой! — Девушка испуганно отталкивает его и вбегает в юрту Лягляров.
— Говорил я тебе — заходи в дом! — гневно восклицает Дмитрий, обращаясь к Никитке, и берет вола за повод.
Обиженный Никитка медленно плетется к двери.
Так однажды осенним днем Дулгалах внезапно оживился. Сразу появилось множество новых людей и животных.
Эрдэлиров четверо: старуха Дарья, ее старший сын Федот, худой, длинный, угрюмый человек, его тихая жена Лукерья и Дмитрий — младший сын, приземистый черноволосый парень со смуглым лицом и смеющимися, озорными глазами.
У Дмитрия добрый нрав, он всегда весел и вдобавок наделен от природы дарованием комика. Смеется сам редко, зато всюду вносит смех и оживление. Спокойно и непринужденно сыплет он скороговоркой шутливые слова, от которых светлеют унылые, молодеют старые, ободряются усталые.
Заходит, бывало, Дмитрий со двора в юрту, голосом, движениями и жестами подражая кому-нибудь из соседей, и люди, зная его повадки, хором отгадывают, кого представляет их любимец.
В награду за веселый нрав и бесстрашие дали ему односельчане прозвище его деда, когда-то прославленного на весь улус охотника, косаря и лесоруба, — «Эрдэлир», что значит «ранний». Так и остался он, в отличие от всех других Дмитриев, Дмитрием Эрдэлиром, а вся семья его — Эрдэлирами. Настоящая же их фамилия была Харлампьевы.
Тихая красавица Лукерья, жена Федота, первая в наслеге и жница и мастерица, всегда молчалива. От нее, кажется, сама по себе отскакивает всякая грязь и сплетня. Только на очень уж несправедливый упрек мужа она слегка прикусит пухлую нижнюю губу и тихо процедит сквозь мелкие жемчужные зубки:
— Как бы не так!
Лукерья — любимица маленького Алексея, которому она и сама отвечает взаимной привязанностью. Алексей зовет ее неизвестно откуда дошедшим до него нежным русским словом «мама», а родную мать называет столь же милым якутским «ийэ».
Что касается Никитки, то он в неразлучной дружбе со старухой Дарьей, потому что она знает много сказок, прибауток, пословиц и поговорок. Бабушка Дарья владеет несметными сокровищами народной мудрости и щедро одаривает ими людей. Да и то сказать, такое богатство не только не убывает, а становится тем краше и драгоценнее, чем больше народу им пользуется,