Шурикова соседка Вера любила разговаривать на уроках. Именно на уроках, потому что на переменах она часто стояла у окна и разглядывала прохожих, или сидела на корточках возле клетки с хомячками в живом уголке, или ещё что-нибудь делала и напевала тихонько про себя. А на уроках на неё находила охота разговаривать. Как раз когда нельзя. Шурик сказал ей:
– Зачем ты разговариваешь на уроках? Не можешь подождать? На перемене, пожалуйста, говори, сколько хочешь.
– Да о чём же я буду говорить на перемене? – удивилась Вера. – Я не знаю, о чём говорить на перемене.
– Ну вот о том же, о чём на уроке, и говори на перемене.
– Ты что, Чижик? – удивилась ещё больше Вера. – Зачем же я второй раз буду одно и то же говорить? Второй раз никому не интересно.
– Да почему же второй раз! – рассердился Шурик. – Ты говори на перемене первый, а на уроке… да нет, не второй, а совсем не говори. А то только мешаешь, и Нина Дмитриевна замечания делает…
Вера обиделась на Шурика и целый урок не разговаривала, но потом – характер у неё добрый – всё забыла, и опять пошло по-старому. Сначала она рассказала про свои красные босоножки, от которых потеряла пряжку, потом про мальчишку из соседнего третьего класса, который играет на скрипке уже целых семь лет и, значит, начал играть, когда ему было только три года. Скрипочка у него тогда была маленькая-маленькая, наверное, чуть побольше столовой ложки. А потом хотела рассказать ещё… Шурик догадался, что у неё теперь разговоров будет ещё больше, потому что накопилось за тот урок, который она молчала.
– Ну тебя, – шепнул он. – Перестань. У тебя от меня голова болит.
Вера хихикнула и уткнула нос в тетрадку.
– Ты сказал «у тебя от меня». Значит, у меня от тебя голова болит. – И Вера показала пальцем на свою голову, которая якобы болит от Шурика. Шурик, конечно, возмутился:
– Как же это у тебя? Разве я рассказываю про босоножку и про скрипочку, которая чуть больше ложки?
Тут Нина Дмитриевна сделала им замечание. Вера подождала немного, а потом продолжила:
– Конечно, это не ты рассказывал про босоножку и про скрипочку. Поэтому ты хотел сказать, что у тебя от меня голова болит, понимаешь? У тебя от меня. А сказал «у тебя от меня». Наоборот.
– Как же наоборот? Хотел «у тебя от меня» и сказал «у тебя от меня», разве это наоборот?
– Конечно. Ведь не у тебя от меня… нет, как раз у тебя. Подожди, это ты меня запутал. – Вера оглянулась на Нину Дмитриевну. – Раз болит у тебя, то ты должен сказать «у меня от тебя». Понял?
– Здравствуйте! Сама напутала. И перестань, а то и правда боловная голь.
Вера фыркнула на весь класс и раскатилась смехом. Нина Дмитриевна сердито постучала карандашом.
– Пересядь на последнюю парту, – сказала Вере.
– Это не я, Нина Дмитриевна. Это Чижов сказал «боловная голь».
– Пересядь, Чижов. Что это такое?
– Нет, Нина Дмитриевна! – закричала Вера. – За что же Чижова? Это я. Он просто сказал: «боловная голь», а засмеялась я. Нечаянно.
– Боловная голь! – обрадовался Гиндин. Он сразу бросил свою ручку и повернулся к Шурику: – Чего это «голь»?
Шурик сидел красный и скорее хотел пересесть на последнюю парту, чтобы его не видели, но Вера схватила его за рукав и не пустила.
– Это не он, Нина Дмитриевна. Он только сказал «боловная голь» – значит, головная боль. Ну голова болит. Он просто волновался и перепутал.
– Отчего же он волновался? – спросила Нина Дмитриевна.
– Ну… просто так, наверно.
– И голова у него болит просто так?
– Да, – ответил Шурик тихо.
– Нет, голова от меня, – сказала Вера. – Я лучше пересяду!
Она собрала свой портфель, но тут как раз прозвенел звонок.
А урок был последний.
– Вот как хорошо, – сказала Вера. – Всем ещё собираться, а я уже готова. Давай я тебе помогу, а то ты опять что-нибудь забудешь.
Вообще-то Вера хорошая, добрая девочка, только вот говоруха. Нет, пожалуйста, пусть говорит. Говорить всегда интересно. Просто зачем же на уроках? Другие всё-таки на переменах больше всего разговаривают. Может, она как-то наоборот устроена? Тогда разве она виновата?