Веселые человечки: культурные герои советского детства - страница 195
Братья, вероятно, были воспитаны в условиях большей, чем у других советских подростков, доступности благ западной масскультуры (пластинки, журналы etc.) и лучше обеспечены; точно известно, что они умели играть на гитаре (Юра) и на саксофоне (Володя) и водить мопед — по воспоминаниям членов съемочной группы, именно такого сочетания умений и требовал режиссер. Как это бывает с подростками из обеспеченных семей, раскованность и «бузотерство» братьев Торсуевых стояли на грани деликвентности: по словам Владимира Торсуева, Юра до начала съемок «Электроника» состоял на учете в детской комнате милиции.
Описанное сочетание качеств неожиданно напоминает первых ведущих программы «Взгляд», ставших своего рода глашатаями перестройки: Александр Любимов и Дмитрий Захаров были детьми иностранных резидентов КГБ и юность провели в «капиталистическом» мире, а отец Владислава Листьева по контракту проработал полгода в Уганде, и семья жила с ним в этой стране, пусть и не принадлежавшей к развитым демократиям Запада, но недавно (на тот момент) освободившейся от колониальной зависимости и еще вполне вовлеченной в орбиту «европоцентрической» культуры. Именно «иностранное» детство, пусть и в специфических условиях семей резидентов, работавших под «крышей» дипломатических представительств, давало этим «мальчикам — мажорам» несколько несоветскую раскованность и свободу реакций, в том числе — политических оценок[635], — что и требовалось основателям программы Анатолию Малкину и Анатолию Лысенко.
Еще одной особенностью съемок, оказавшей, несомненно, значительное влияние на атмосферу фильма, стала готовность К. Бромберга не диктовать юным актерам свои требования, а выслушивать их и в некоторых случаях соглашаться с их точкой зрения. Владимир Торсуев рассказывал об атмосфере на съемочной площадке:
«Мне кажется, что успех к фильму и пришел оттого, что это [было] первое кино, где дети самостоятельно играли. Играли самих себя. Режиссер не давил и позволял спорить с собой. Я мог ему сказать, например: „Откуда вы можете знать, как разговаривают дети в двенадцать лет? Вам же — пятьдесят! Я это лучше знаю“. И он со мной, двенадцатилетним мальчишкой, соглашался. И еще — очень важно то, что взрослые актеры, звезды, общались с нами на равных».
Таким образом, условия съемок были вполне «изоморфны» сюжету, повествующему о достижении самостоятельности и обретении собственной личности.
Позволю себе сформулировать общую гипотезу о причинах всех этих особенностей поэтики и методики съемок сериала. «Приключения Электроника» и образы двух его главных героев стали наиболее удачной реализацией педагогических и эстетических идей советских «шестидесятников», сильно скорректированных в результате рефлексии над опытом 1970-х. Один из последних кадров фильма — Электроник в стилизованной под средневековую одежде, с трубой в руке и Рэсси у его ног, превратившиеся в геральдическую фигуру и стоящие на флюгере старинной башни в западноевропейском городе с черепичными крышами (съемки происходили на башне Гедиминаса в Вильнюсе), — очевидная, даже плакатная аллюзия на один из главных символов советских «шестидесятников» — легенду о трубаче на Марьяцком костеле в Кракове, ставшую известной в советской интеллигентской среде благодаря песне Булата Окуджавы «Прощание с Польшей» (напомню предпоследнюю строку этой песни: «Мы школьники, Агнешка. И скоро перемена…»; курсив мой — И. К.). Как известно, каждый час по сигналу часов с башни собора раздается звук трубы. Аллюзия на стоящую за песней Окуджавы легенду (
