Селдон умолк, отхлебнул холодного сока, не спуская глаз с лица Челвика.
— Ну? — поторопил его Челвик. — И что потом?
— Однажды Дорс рассказала мне историю о руке, лежащей на бедре. Ничего, казалось бы, особенного — совершенно тривиальная, забавная история. Но Дорс сделала вывод о том, что моральные нормы в различных мирах и в различных секторах Трентора различны. И мне показалось, что она говорит о тренторианских секторах как о совершенно разных мирах. Тогда я подумал: «Ну вот, было у меня двадцать миллионов миров, а стало двадцать пять миллионов восемьсот». Различие было невелико, так что я позабыл об этом и больше не вспоминал. Но, путешествуя из сектора в сектор, переезжая из Имперского сектора в Стрилинг, из Стрилинга в Микоген, оттуда — в Даль, а из Даля — в Сэтчем, я сам убедился, насколько они различны. Тогда я подумал, что Трентор — не единая планета, а комплекс разных миров, но главного я всё ещё не понимал.
И только речи Рейчел — видишь, даже хорошо, что в конце концов меня захватил Сэтчем, хорошо, что бесшабашность Рейчел довела её до таких грандиозных планов, — так вот, когда я послушал Рейчел, которая утверждала, что важен лишь Трентор да ещё кое-какие близлежащие планеты, Трентор сам по себе Империя, сказала она, а про остальные миры заметила, что они не имеют значения, — в то самое мгновение мне стало понятно то, что, видимо, уже давно зрело в мозгу. С одной стороны, на Тренторе — необычайно сложная социальная система. Он представляет собой конгломерат восьмисот более маленьких миров. А это — достаточно сложная система для того, чтобы на основании сведений о ней разработать психоисторию, которая при этом намного проще целой Империи, а значит, здесь легче опробовать психоисторию практически.
Что касается остальных двадцати пяти миллионов планет, то они таки действительно не имеют значения. Да, конечно, они оказывали и оказывают определённое влияние на Трентор, а Трентор — на них, но это всё — явления второго порядка. Если бы я смог заставить психоисторию заработать в первом приближении, на Тренторе, то затем можно было бы ввести модификации, обозначающие второстепенное влияние остальных миров. Понимаешь, о чём я говорю? Я искал одинединственный мир, одну планету, чтобы начать от неё отсчёт ради внедрения психоистории в практику, в далеком прошлом, и всё это время единственный мир находился у меня под ногами.
— Прекрасно! — облегченно и довольно воскликнул Челвик.
— Да, но всё ещё впереди, Челвик. Я должен досконально изучить Трентор, провести математическую проработку полученных данных. Может быть, если удача не отвернётся, я успею получить ответы, пока жив. Если нет, это сделают мои преемники. И не исключено, что Империя может погибнуть и распасться на части до того, как психоисторией можно будет воспользоваться практически.
— Я сделаю всё, чтобы помочь тебе.
— Знаю, — кивнул Селдон.
— Значит, ты доверяешь мне, несмотря на то что я — Демерзель?
— Абсолютно доверяю. Бесповоротно. Но потому, что ты — не Демерзель.
— Но я — это он, — возразил Челвик.
— Нет. Ты такой же Демерзель, как и Челвик.
— О чём ты? — широко раскрыл глаза Челвик и откинулся на спинку стула.
— О том, что имя «Челвик» ты выбрал по совершенно определённой причине. «Челвик» — немного измененное слово «человек», верно?
Челвик молчал, пристально глядя на Селдона.
Наконец Селдон проговорил:
— Потому что ты не человек, верно, Челвик-Демерзель? Ты — робот.
