— Я отлично знаю, что представляют собой легенды, и я не из тех, кого можно ими одурачить и заставить поверить в сказки. И всё-таки в тех случаях, когда за легендами стоят определённые странные события, которые я видел и пережил лично…
— Например?
— Челвик, мы познакомились, и я сразу доверился тебе. Да, ты помог мне разделаться с двумя нахалами, хотя я тебя не просил, и тем самым вызвал у меня симпатию к себе. Я, конечно, тогда и догадаться не мог, что они — твои наемники и делают, что им приказано. Ну ладно, я не в обиде.
— Да? — переспросил с улыбкой Челвик.
— Я доверился тебе. Я тебе поверил. Ты легко уговорил меня не улетать домой, на Геликон, и отправил странствовать по Трентору. Я верил каждому твоему слову, отдал себя в твои руки. Вспоминая всё это, я понимаю, что я был как бы и не я. Меня не так просто обмануть, и всё-таки это произошло. Больше того: тогда я ничего необычного в своем поведении не находил.
— Тебе лучше знать себя, Гэри.
— Дело не только во мне. Как могла Дорс Венабили, красивая женщина, у которой свои дела, своя карьера, бросить всё это и последовать со мной? Как могло случиться, что она всё время рисковала жизнью ради меня, взяв на себя, словно некое священное дело, мою защиту, и целиком отдалась этому? Неужели только из-за того, что ты её об этом попросил?
— Да, я попросил её об этом, Гэри.
— И тем не менее она не кажется мне человеком, способным радикально изменить всю свою жизнь только из-за того, что кто-то её об этом попросил. Не могу я поверить и в то, что она безумно влюбилась в меня с первого взгляда и ничего не смогла с собой поделать. Я, честно говоря, был бы совсем не против того, чтобы это произошло, но она владеет своими чувствами, владеет больше — должен тебе в этом честно признаться, — чем я.
— Она — замечательная женщина, — улыбнулся Челвик. — И я тебя понимаю.
Селдон продолжал:
— Как могло случиться, что Протуберанец, это надменное чудовище, ведущий за собой толпу таких же напыщенных тупиц, дал согласие впустить в Микоген варваров — меня и Дорс, и обращаться с нами на самом высочайшем, по их понятиям, уровне? И когда мы нарушили все законы, совершили святотатственное преступление, как же тебе удалось уговорить его отпустить нас? Как тебе удалось уговорить Тисальверов, насквозь пропитанных предрассудками, сдать нам комнаты? Как тебе удаётся везде чувствовать себя в своей тарелке, везде иметь друзей, оказывать влияние на каждого человека, независимо от его странностей? Кстати, как тебе удаётся вертеть самим Клеоном? Ну хорошо, он мягкохарактерный, доверчивый человек, но как ты тогда управлялся с его папашей — грубым и бесчеловечным тираном? Как это всё тебе удаётся?
А самое главное, как вышло, что Маннике Четвертый всю свою жизнь посвятил созданию армии без страха и упрека, вышколенной, профессиональной, и вдруг она вся летит к чертям собачьим, стоило только его дочке попробовать поставить её себе на службу? Как ты всех поголовно превратил в предателей, таких же, каким когда-то стал сам?
Челвик ответил:
— Но разве это не может означать всего-навсего, что я просто тактичный человек, имеющий опыт общения с самыми разными людьми, что я нужным людям оказывал и в будущем буду оказывать внимание? Ни для чего из того, что я сделал, на мой взгляд, не нужны какие-то сверхъестественные силы и способности.
— Ни для чего? Даже для нейтрализации сэтчемской армии?
— Они не захотели служить женщине.
— Они не первый год знали, что в один прекрасный день Маннике Четвертый либо сложит с себя полномочия мэра, либо попросту умрет и тогда власть автоматически перейдёт в руки его дочери, и никакого недовольства по этому поводу не выказывали. Не выказывали, пока ты не решил, что пора бы им его выказать. Дорс как-то сказала, что ты — настойчивый человек. Так и есть. Гораздо более настойчивый, чем любой человек. Но не более настойчивый, чем бессмысленный робот, обладающий непонятной ментальной силой. Ну, Челвик?
— Чего ты от меня ждёшь, Гэри? — пожал плечами Челвик — Ждёшь, что я признаю, будто я — робот? Что я только похож на человека? Что я бессмертен? Что я — властелин умов?
