— Несомненно.
Ребекка шумно втянула воздух — несомненный акт самоконтроля.
— Он приходил к тебе?
— Еще нет. Я не видел Жана-Поля Жерара вот уже двадцать шесть лет.
Взгляд ее стал холодным.
— Тебе повезло.
Томас пожал плечами. А что он мог сказать? Они с Ребеккой никогда не говорили о 1963 годе. Будь его воля, и этот разговор не состоялся бы. Некоторое время они провели в напряженном молчании. Кофе и два сандвича остались нетронутыми.
Наконец Ребекка спросила:
— Ты знал, о ком я говорю, когда вчера я описала тебе Жана-Поля Жерара, но ты сделал вид, что не узнал, о ком идет речь.
— Верно.
В ее несравненных глазах стало еще больше льда.
— Но почему?
— А почему я должен был узнавать?
— Ради истины, справедливости…
— Оставь, пожалуйста, — досадливо оборвал ее Томас. — Твои требования к близким всегда были непомерно высоки. И, — добавил он, как будто это только что пришло ему в голову, — я не понимаю, по какой такой причине я должен оправдываться перед собственной внучкой.
Ребекка обиженно скривила губы:
— Что ты рассказал Джеду Слоану такого, чего не рассказал мне?
— Ничего.
— Врешь.
— Ребекка, Жан-Поль Жерар еще до того, как попал в плен, был весьма опасным, отчаянным человеком. Каков он теперь — даже представить трудно. Ты должна во что бы то ни стало стараться избегать его. Это все, что тебе нужно знать.
— Ты меня оберегаешь, — спросила она сердито, — или себя?
Томас поднялся, не выказав ни обиды, ни гнева, просто дал понять, что у него имеются другие дела, кроме как защищаться перед неистовой внучкой.
— Я поступаю так, как мне подсказывает совесть. Если тебе этого недостаточно, можешь сама решить, что тебе делать. Я дал тебе совет. А теперь прошу простить, если мне что-то не хочется.
И Ребекке не хотелось. Отложив сандвич, она смотрела, как дед возвращается в читальный зал. Ну и черт с ним! С детства она старалась разобраться в том, что же на самом деле случилось с ее отцом, а теперь вот поняла, что не знает и половины правды.
Француз — Жан-Поль Жерар — был похитителем драгоценностей на Ривьере в 1959 году и одновременно автогонщиком.
В 1963 году он сидел за рулем джипа в тот день, когда устроили засаду, в результате чего погибли Бенджамин Рид, Куанг Тай и Стивен Блэкберн.
Через двенадцать лет Жерар стрелял в Джеда Слоана в Сайгоне.
Еще через четырнадцать лет он объявился в Сан-Франциско и в Бостоне.
Почему?
Есть ли связь между 1959, 1963 и 1975 годами?
Да, черт возьми: есть Жан-Поль Жерар.
И семья Блэкбернов. Томас Блэкберн присутствовал на похоронах одной из жертв Жана-Поля. Он организовал поездку в дельту Меконга. Его сын — еще один Блэкберн — был убит. И в 1975 году Ребекка Блэкберн спасла Май Слоан и помогла ей и Джеду бежать из Сайгона.
И увезла с собой Камни Юпитера. Нельзя забывать об этом. Может быть, это еще одна связь?
«Мы были друзьями с вашим отцом, и, поверьте, я знаю: он гордился бы вами».
Бессмыслица! Разве могли Стивен Блэкберн и такой человек, как Жан-Поль Жерар, быть друзьями?
Вот так, прямо в лоб, и собиралась спросить Ребекка Томаса Блэкберна.
Она завернула остатки завтрака и пошла за дедом.
Дежурный библиотекарь сказал, что он уже ушел.
— Но вы еще можете его догнать, — добавила она.
— Он не сказал, куда идет?
— Нет. За ним зашел приятель.
Слоан.
— Высокий, темноволосый, приятной наружности?
— О, нет. Волосы у него совсем белые, на лице большой шрам…
— Бог мой!
Ребекка побежала за ними.
Солнце, пробившись сквозь пелену облаков, сверкало на омытой дождем лужайке перед Массачусетским Государственным Домом. Томас сжимал в левой руке зонт, используя его как трость. Глядя на Жана-Поля, он не мог не отметить, что время и войны сделали свое дело — в этом потрепанном жизнью, старом, грубом человеке не осталось ничего от беззаботного, презиравшего опасность молодого гонщика, каким он был тридцать лет назад. Томасу нелегко было смотреть на человека, испытавшего столько страданий, и притом зряшных, сколько выпало на долю этого несгибаемого француза. Но до сих пор в мягких карих глазах Жерара угадывалось что-то от Гизелы, а также в его чувственных губах, и Томас пытался понять, осталась ли в этих глазах хоть малая толика надежды после суровых жизненных коллизий.