Сегодня, однако, она величаво подошла к элегантной машине, стараясь не помять платье из гладкой, с холодком, бордовой материи, которое удивительно шло к ее нежной коже. Май вежливо поблагодарила шофера, открывшего перед ней дверцу, назвала его по имени, Джорджем, и села на заднее сиденье совсем как взрослая.
Джед обошел машину и сел рядом с Май. Лимузины он ненавидел еще больше, чем смокинги. С дочерью они обычно колесили по Сан-Франциско на стареньком незамысловатом пикапе «Форд-Эскорт», но чаще ходили пешком или пользовались общественным транспортом.
Проигрыватель компакт-дисков привел Май в дикий восторг. Она всплеснула руками:
— Когда это дедушка успел?
— Он обожает всякие штучки, — спокойно заметил Джед.
Уэсли Слоану было шестьдесят пять. Архитектор с международной известностью, он мог потакать своим дорогостоящим причудам. Предложения войти в его сан-францисскую фирму, которые постоянно получал Джед, вызвали бы у большинства архитекторов черную зависть, но Джед, старший из троих детей Уэсли, упорно отказывался. Он предпочитал работать сам по себе, в маленькой студии на заднем дворе своего дома, специализируясь в реставрации, пристройках, перепланировке — в «изящном плотничестве», как называл это отец. Правда, единокровная сестра Джеда Изабель только что получила диплом магистра архитектуры лос-анджелесского отделения Калифорнийского университета и, кажется, была не против окончательно перебраться в Сан-Франциско. Джед надеялся, что отец удовлетворится хотя бы этим. Уэсли Слоан знал — Джеда не переубедить, но он был не из тех, кто легко мирится с поражением.
Если бы Уэсли мог себе представить, до чего его внучке нравится кататься на лимузине, то он посылал бы к ней машину ежедневно, наплевав на мнение Джеда. Может быть, он даже купил бы такую машину лично для нее и нанял шофера, но за тридцать девять лет Уэсли хорошо изучил характер сына. Если Джед отказывается от материальной поддержки Вайтейкеров и Слоанов, то уж лимузина на своей дорожке он точно не потерпит.
Вечер выдался прохладный, сырой, туманный. В такую погоду Джед с особой силой ощущал свое одиночество. Он молча смотрел в окно, пока автомобиль спускался по извилистой, узкой улице с Рашн-Хилл. Май поставила один из полдюжины компакт-дисков, заботливо приготовленных для нее дедом. Джед улыбнулся, подметив контраст между мягкой обивкой лимузина и песенкой о женщине, которая добивалась, чтобы ее опять взяли на работу официанткой: «Дайте мне веник — и я сотворю чудеса: размету себе дорожку я на небеса…» Май подпевала.
Перед входом в элегантный, недавно открытый отель «Вилла», построенный по проекту Уэсли Слоана, собралась небольшая толпа. Уэсли Слоан и его очередная супруга давали ежегодный благотворительный бал — одно из главных событий в весеннем календаре светской жизни Сан-Франциско. Уэсли посылал приглашение внучке каждый раз с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, но только в этом году Джед смягчился и разрешил принять приглашение. Теперь Май должна, как когда-то и он, сама определить свое отношение и к Вайтейкерам, и к Слоанам, не испытывая давления ни с чьей стороны.
Но мир так жесток, а она — его ребенок. Его ребенок. И это он должен ее защищать, хоть и верил, что Май — сильная девочка.
Май дотронулась до его руки:
— Посмотри, папа…
Джед уже заметил. Когда лимузин подъехал к тротуару, из тумана вдруг возникли десять мотоциклистов на «Харлей-Дэвидсонах», взяв автомобиль в полукольцо.
— Что это, Джордж? — спросил Джед.
— Не знаю, мистер Слоан, — ответил водитель. — Кажется, мы попались.
— Они собираются к нам пристать? — спросила Май, стараясь скрыть беспокойство.
Джед отрицательно помотал головой:
— Нет, тут слишком много народа. Думаю, они просто хотят нас припугнуть.
Парни крутили рукоятки газа, поднимая невообразимый шум, заглядывали в окна лимузина и строили рожи. Вид их был отвратителен: ожиревшие, татуированные, нечесаные. Шпана. Джед заметил двоих полицейских, неторопливо отделившихся от толпы. В стороне щелкал затвором фотокорреспондент.
— Черт побери, — пробормотал Джед и, повернувшись к Май, сказал: — Не выходи из машины.
