С лугов своим ходом топала домой Мийке — очевидно, наевшаяся и уставшая. Перед гостеприимно распахнутыми высокими воротами она вдруг остановилась, видимо, раздумывая, стоит ли ей входить. Роскошное животное изумительно дополняло благополучную картину зажиточной сельской жизни.
— Неужели можно предположить, что здесь обитают слабоумные троглодиты? — спросил, улыбаясь, профессор. — Возвращайтесь сюда через месяц, когда зацветёт вереск и пустошь нальётся пурпуром и багрянцем! Она в это время сказочно прекрасна! А потом эрика начнёт истекать золотом, как соты мёдом; — и знаете что? «Отверженное Богом дитя» украшена как принцесса — многие из здешних ручьёв несут в себе жемчуг!
— Ну да, миллиарды водяных жемчужин, текущих в море! — захохотал молодой господин. Профессор, теряя терпение, покачал головой. Я внезапно ощутила прилив нежности к этому человеку — несмотря на его исхудалое лицо, непонятные слова, которыми он пересыпал свою речь, и безобразную, громыхающую за спиной жестянку. Ведь он защищал мою пустошь, он буквально несколькими словами сумел описать всё её очарование и ту благодать, которую она источала. А вот злой насмешник с презрительной улыбкой, этот юный шутник, который каждым своим словом больно ранил моё сердце, вот он должен быть посрамлён. Я до сих пор не знаю, как это случилось, но я вдруг оказалась рядом ним и молча протянула ему раскрытую ладонь, на которой лежало пять жемчужин.
Мне казалось, что я ступаю по раскалённым углям; я чувствовала, как у меня дрожат от страха губы; я не могла оторвать глаз от земли. Вокруг меня вдруг потемнело, потому что все сгрудились вокруг нас. Господин в шляпе, который тем временем спустился с холма, рабочие — все подошли к нам, а совсем рядом с собой я видела огромные башмаки Хайнца.
— Вот видите, господин Клаудиус, это дитя хочет вас переубедить!.. Браво, доченька! — вскричал поражённый профессор, радостно улыбаясь.
Молодой господин не сказал ни слова. Вероятно, он удивился той дерзости, с которой дитя пустоши в грубой полотняной рубашке и и короткой шерстяной юбчонке встало рядом с ним. Медленно, с явным неудовольствием он взял жемчужины — и вот тут-то я испугалась до глубины души, и мне стало ужасно стыдно. Рядом с этими тонкими пальцами цвета слоновой кости с матово блестевшими ногтями моя загорелая рука казались тёмной, как у африканки. Рука невольно отдёрнулась, и я почти выронила жемчужины.
— Действительно, их ещё не просверлили! — вскричал молодой человек, катая на ладони два крошечных шарика.
— Форма и цвет оставляют, разумеется, желать лучшего — они слишком серые и неоднородные, — сказал профессор извиняющимся тоном. — Это маленькие барочные жемчужины[3], не имеющие особой ценности; но тем не менее они довольно красивы.
— Мне бы хотелось оставить их у себя, — вежливо сказал молодой человек.
— Возьмите, — ответила я, не поднимая глаз; мне казалось, что в каждом произнесённом мною слове слышится глухой стук моего заячьего сердца.
Он осторожно выбрал оставшиеся жемчужины из моей ладони. Господин в коричневой шляпе, стоявший передо мной, достал из кармана мешочек из блестящей ткани, в котором что-то позвякивало.
— Вот, моё дитя, — сказало он и вложил в мою ладонь пять больших сверкающих кругляшков.
Я воззрилась на него. Я видела перед собой широкие поля шляпы, закрывающие половину лица, и большие голубые очки, бросающие на щёки синеватую тень.
— Что это? — спросила я, очарованная, несмотря на всё своё стеснение, сверканием и формой незнакомых вещиц.
— Что это? — удивлённо повторил господин в шляпе. — Вы не знаете, маленькая девочка, что такое деньги? Разве вы никогда не видели талеров?
— Нет, господин, она этого не знает, — ответил Хайнц отеческим тоном. — Старая госпожа не терпит денег в доме; если она что находит, беспощадно выбрасывает в реку.
— Как!.. И кто эта странная старая госпожа? — спросили все трое почти в один голос.
— Ну, это принцессы родная бабушка.
Молодой господин захохотал.
— Вот этой принцессы? — спросил он, указывая на меня.
Я выпустила серебряные кругляшки из рук и убежала… Гадкий, гадкий Хайнц!.. И зачем только я рассказала ему сказку о нежной и чувствительной принцессе на горошине? И почему я с тех пор терпела, что он стал называть меня принцессой, поскольку считал, что нет никого более миниатюрного и нежного, чем легконогое человеческое дитя, бродящее рядом с ним по пустоши?
