— Уважаемые, — встряхивая рукой в надежде добыть из себя хоть несколько льдинок, протянула Верена, — но почему я?
— Только дурочку-то из себя строить не надо! — фыркнул тот, что стоял ближе всего к Верене. — Почему ты, почему ты… Остроухие нынче в моде!
Он протянул руку — этого теперь было достаточно, чтобы прикоснуться, — и дёрнул Верену за рукав зелёного платья.
По логике, то должно было расползтись по швам, обнажая её, скорее всего, красивую грудь, и в тот же момент невесть откуда следовало б появиться благородному рыцарю, впечатлиться полуобнажённой красоткой, расшвырять в стороны наглых разбойников и броситься к ногам прекрасной девы. А дева в это время лежит, распластавшись на траве, без чувств…
Платье не поддалось. Никакая грудь — ни красивая, ни страшная, ни даже напрочь отсутствующая, — не показалась. Зато за спиной разбойников совершенно не по-рыцарски кашлянул. Верена осторожно выглянула из-за плеча и облегчённо вздохнула.
Кем бы ни был этот мужчина, он был один и с симпатичным таким огненным шаром, подпрыгивающим на раскрытой ладони. Оказаться в плену одного — всяко лучше, чем четверых. Тем более, не такой уж и страшный…
Но падать без чувств Верена всё-таки не стала. Она предпочитала чётко определиться, кто друг, а кто враг, и потом уже, если понадобится, притворяться слабой трепетной ланью.
— Очевидно, эти четыре гражданина жаждут продлить себе жизнь, — язвительно протянул незнакомец, — за счёт очаровательной полукровки. И именно сию мысль пытаются донести. Но для начала им придётся всё-таки пообщаться со мной, — он подбросил огненный шар на раскрытой ладони. — Ну что, мальчики? Побеседуем? Я тоже долгожитель, если что.
Верена успела заметить только то, как шар сорвался с чужих пальцев, мысленно определила для себя победителя, а потом совершенно искренне рухнула в обморок. И девичье кокетство тут было ни при чём…
…За всю свою жизнь Вера ни разу не падала в обморок. Она считала себя очень сильной женщиной, а свалиться без чувств такая точно не имеет права. Кто б её потом уважал? Вот так, сражаясь за уважение, она потеряла однажды шанс выйти замуж… И сначала вроде бы даже не жалела.
Сейчас валяться без сознания было не очень приятно. Ещё и такое приплелось! В университете она, что ли, свалилась без чувств? Что такое твёрдое под головой? Сейчас откроет глаза, а над нею стоит ректор — глаза б этого толстого гада не видели! — и рассказывает, что ей бы надо передохнуть. Если понижение в должности не помогло, значит, надо увольняться, освобождать время для того, чтобы плотно заняться собой.
Ещё и за плечо трясёт…
— Что ты делаешь? — прозвучал мелодичный мужской голос, такой мягкий и приятный, что Вера тут же подумала о враче. Разумеется, среди её коллег и студентов обладателей такого вкрадчивого тембра не было. — Это же дитя леса… Надо нежно! Позволь мне…
— Не позволю, — огрызнулся второй мужчина, обладатель пусть иного, но тоже очень приятного тембра. — Где ты лазил, когда это якобы дитя леса поймала наша святая четвёрка? А когда речка попыталась сожрать коня? Хорошо, что наш придурок изволил швырнуть в небо знак тревоги, иначе что бы мы тут достали?
— Бедняжка столько пережила…
— Заткнись, — совершенно неласково посоветовал второй.
— Но, — тут же возмутился первый, — как ты со мной разговариваешь? Между прочим, я — глава экспедиции!
На фоне прозвучало раздражённое мычание.
— Я — преподаватель! — продолжил обладатель ласкового тенора. — И это совершенное хамство…
— Мне повторить? — ядовито уточнил его спутник. — Тебе даже разбойники подсказывают, что порядочный глава экспедиции как минимум участвует в спасении, а не прячется за соседним деревом…
— Эта берёза плакала!
— Эта девушка тоже плакала бы, если б мы не поторопились! — вспылил мужчина. — Госпожа Лексен… Госпожа Лексен, вы меня слышите?
Какая Лексен?
Она открыла глаза и, узрев склонившегося над нею мужчину, поспешила зажмуриться вновь.
Во-первых, он совершенно не походил на её ректора — то есть, был молодым, подтянутым и мало походил на идиота, — а во-вторых, был обладателем бордовой радужки.
