– А вдруг и госпожа Луиза умрет? Никому неизвестно, как поведет себя дух реки: захочет ли он забрать Луизу или заберет кого-то другого. Неясно, какие новые потрясения готовит им провидение. Но обидно из-за того, что господин Ферстель не делает никаких выводов. Сколько еще невинных душ он погубит? Будет ли конец этим жертвам?
Хорхе посмотрел на Луизу. Она поправила воротничок платья, прикрыв след, оставленный мужем, встала.
– Идем, Хорхе, чтобы никто ни о чем плохом не подумал, – сказала она, размышляя о своем желании утопиться.
– Идите в дом одна, госпожа Луиза, чтобы господин Ферстель нас ни в чем не заподозрил, – сказал он, вспомнив жуткий вопль, который разбудил их этой ночью.
– Спасибо тебе, мой друг, – Луиза улыбнулась, пожала ему руку, убежала.
Хорхе взял горсть земли, бросил в реку со словами:
– Не забирай ее у нас, Миссисипи…
Река вспенилась и выбросила на берег серый круглый камень. Хорхе взял его, поцеловал и бросил обратно в реку. В тот же миг вверх взлетела стая бело-серых чаек. Хорхе улыбнулся, поклонился до земли.
– Благодарю тебя, дух реки. Мы будем беречь госпожу Луизу. Обещаю…
… Ферстель проснулся, потянулся, встал. Посмотрел с ухмылкой на красное пятно на простыни, прикрыл его одеялом.
– Не вышло… Ну, да ладно…
Оделся, пошел к реке. Ему захотелось смыть с себя все, что накопилось за эту ночь. Они с Луизой разминулись. Он вышел через парадный вход, а она вернулась через дверь для прислуги. Подошла к своей комнате, тихонько приоткрыла дверь. Обрадовалась, что комната пуста. Сорвала с кровати простынь, скомкала ее и замерла, увидев Хорхе и мужа стоящих у реки.
– Господи, только бы он ничего не сказал Ферстелю, – прошептала она, побледнев. – Только бы…
Хорхе поклонился и пошел к дому. Луиза побежала вниз.
– Что? – выдохнула она.
– Мы поздоровались, – ответил Хорхе. – Господин Ферстель велел приготовить для него лошадь. Он поедет в город.
– И все? – спросила Луиза с подозрением.
– И все, – ответил Хорхе. Чуть подался вперед, понизил голос. – Я ваш друг, госпожа. Ничего не бойтесь.
– Спасибо, – она тронула его за руку, пошла к себе.
За завтраком Ферстель сказал:
– Мы провели сегодня прекрасную ночь.
Она потупила взор. Он развеселился.
– Вижу, моя девочка, тебе тоже понравилось наше приключение. Рад, что не утратил способности удивлять юных красоток. Жди повторения, – рассмеялся.
Луиза хотела закричать: «Нет!», броситься на него с кулаками, расцарапать в кровь его лицо, но вместо этого она негромко проговорила:
– Буду с нетерпением ждать вас, мой вепрь…
– Нетерпение – это прекрасное чувство, моя девочка. Не растрать его до вечера, – сказал Ферстель, поднялся и ушел.
Луиза закрыла лицо ладонями, простонала:
– Господи, помоги мне выжить в этом аду. Помоги…
Чтобы отвлечься от горьких дум, Луиза решила заглянуть в сундуки, которые Ферстель назвал «твое приданое». Она не открывала их со дня приезда. Отец сказал ей:
– Откроешь, когда поймешь, что жизнь невыносима.
– Откуда он знал, что моя жизнь будет невыносимой? – спросила Луиза, проведя рукой по крышке одного из сундуков. Улыбнулась. – Три года я живу здесь и смотрю на три сундука, в которых хранится нечто, предназначенное для меня. А вчера я тоже назвала цифру три, попросив Ферстеля немного подождать. Выходит, что цифра три для меня магическая. Считаю до трех и открываю один из сундуков, наугад…
Внутри сундука лежало белое ажурное кружево Вотивкирхе. На фоне мореного дуба оно было похоже на снег на вершине гор. Воспоминание о горах и снеге здесь в жаркой Луизиане заставило Луизу расплакаться. Ей захотелось домой еще сильнее, чем прежде. Она готова была броситься вплавь через океан, лишь бы добраться до родных мест.
Луиза опустилась на колени, уткнулась лицом в кружева. Что-то кольнуло ее в щеку. Она подняла голову, потрогала рукой ткань, нашла письмо отца. Обрадовалась. Напутствия, наставления, утешения сейчас ей были нужнее всего. Луиза поцеловала конверт, встала с колен.
– Какое счастье, что я нашла ваше послание тогда, когда больше всего в нем нуждаюсь, – сказала она.
Села в кресло, развернула лист, улыбнулась, глядя на ровный почерк отца. Она всегда восхищалась его способностью красиво писать, старалась подражать, но не смогла добиться такой каллиграфической четкости. А вот в танцах Луиза преуспела. Но, кому нужны ее способности теперь?
