— О, да! Имею интерес к вашей стране. Хочу делать… как это будет… маленький коммерция. Струнные музыкальные инструменты. А у вас делать коммерция невозможно, если нет связей. Вот я их искать, — ответил Чезаре.
— У вас наверняка был опыт, если вы так уверенно заявляете. Не сложилось?
— Мой знакомый человек в Петербурге оттуда уехал. Я потерял с ним связь, и приходится заново всё придумать.
Завадский заскучал и отошёл в сторону составить компанию чиновнику посольства Подгорскому. Лузгин оценил сообразительность своего компаньона. Александр Александрович вежливо кивнул и медленно ретировался, как только услышал последнюю фразу итальянца.
— Наших земляков не так много в Петербурге, — продолжил Чезаре, между делом прихватив новый бокал шампанского с подноса оказавшегося рядом официанта. — Один виолончель, три скрипка, вот это я продал по протекция мой друг в Петербурге. Всего-то, представьте себе! И это при том, что он имел прямое отношение к опере. Джованни Ландино. Он импресарио.
Адъютант на секунду опешил. В карьере каждого шпиона случаются эпизоды, которые просчитать невозможно. Шальная мина, прилетевшая не в то место на фронте, может погубить посыльного с важной депешей. Совершенно нежданная встреча на улице может рассекретить агента. Поломка паровоза, из-за которого состав прибудет с большой задержкой, может сорвать встречу, которой искал не один год. Опоздание высокого гостя ко двору может спасти жизнь и ему, и императору[33]. В конце концов, оружие имеет свойство давать осечку и этим тоже менять ход событий.
Сейчас случился один из таких эпизодов. Не в масштабах истории и судеб империй, конечно, но адъютанту предстояло за несколько секунд, пока он понимающе кивал в ответ на речи итальянца, принять ключевое решение.
У Лузгина после захватывающей истории с солисткой итальянской оперы в Петербурге, которую звали Бриджид, не оставалось ни малейшего сомнения в том, что импресарио труппы Джованни Ландино имеет прямое отношение ко всем её интригам с британской разведкой. Обаятельный и разговорчивый директор неожиданно исчез ещё до того, как адъютант сделал для себя этот вывод, что и явилось лишним доказательством справедливости этой версии.
Не слишком ли много за такой короткий промежуток времени он услышал знакомых для него фамилий от человека, который видит его впервые в жизни? Та самая случайность? Или Чезаре пошёл в лоб, как бык на корриде? А если это шанс зацепиться в нужных кругах? В конце концов, итальянец часто общался с Либертом, и может, удастся что-то выведать…
«Ну, давай я тоже поиграю с тобой в рыбака и рыбку. Будем считать, что ты удачно забросил удочку, и поплавок нырнул», — подумал Лузгин, изобразив на лице искреннее удивление.
— Джованни? Это тот самый обаятельный толстяк из итальянской труппы, которого боялись все актёры?
— Вы знакомы? — пришла очередь Чезаре удивляться тому факту, насколько тесен мир.
— Имел честь. Я при дворе состоял адъютантом Великого князя Константина Николаевича, большого ценителя оперного искусства. Частенько приходилось доставлять в гримёрку примы цветы корзинами. Без позволения Джованни туда попасть было невозможно.
— Характер у Джованни плохой. Это точно. Приходилось мириться с этим. Он был знаком со всеми, кто мог купить инструменты, и я потерял возможность продавать. — Итальянец, как только заговорил о деле, сделался серьёзным и вплотную приблизился к адъютанту, чтобы придать беседе доверительный характер. — Вы бы не хотели помогать мне в Петербурге, господин Лузгин? Всякий адъютант имеет обширные знакомства. Десятину от стоимости проданных по вашей рекомендации инструментов я гарантирую.
— Здесь не самое лучшее место для подобных переговоров, да и Завадский уже косо посматривает. Фуршет закончится через час, и я полностью буду располагать своим временем. Где мы можем продолжить нашу беседу? — негромко сказал Лузгин.
— Кофейня «Landtmann». Это рядом с Парламентом.
* * *
Окружной инспектор полицейской стражи Крайнль нервно отбивал каблуком частые ритмичные удары о пол, отчего посетители в его кабинете уже были готовы сойти с ума.
