— Я провёл беседы с каждым, кто здесь служит. С каждым! — Лузгину показалось, что тюлевые занавески качнулись не от сквозняка, а от громогласного возгласа князя. — И что вы думаете? Никто! Ничего! Не может сказать о том, чем занимался этот Либерт!
— Ваше высоко… Алексей Борисович… Как заметил капитан первого ранга Лузгин, мы имеем план действий. И первым пунктом в нём значится осмотр его жилища. Вы не покажете, где он квартировался? — Завадский решил, что будет полезным прервать неожиданно эмоциональную тираду посла.
— Не покажу ли? — Князь ни на секунду не остановился. — Я рад, что наши мысли совпадают! Мы именно туда и направляемся!
Офицеры с улыбкой переглянулись — посол шумел уже скорее для приличия, это было заметно.
«Я бы дипломатам преподавал актёрское искусство… И профессором на этом курсе я бы назначил князя… Хорош старик, чего уж там говорить», — подумал адъютант.
— Так вот… В канцелярии не нашлось ни одного отчёта, ни одного документа, который бы свидетельствовал о том, что Либерт — незаменимый чиновник. Одна зацепка. Он написал своей матери, что находится в шаге от немыслимого взлёта! — продолжал размахивать руками князь, поднимаясь по лестнице. — Теперь Либерт пропал. Знал ли он какие-то секреты? Отвечаю однозначно — нет. Если с ним случилось что-то неприятное, ужасное, то зачем? Почему? Несчастный случай? Или он таки добыл нечто ценное?
Третий этаж в потолке был существенно ниже, чем первые два, и сразу бросалось в глаза, что эти помещения не предназначены для представительских целей. Недорогие кремовые обои, которые было бы уже неплохо заменить, не настолько блестящий паркет, двери, окрашенные белой краской.
Посол подошёл к четвёртой двери справа и достал из кармана брюк довольно массивную связку ключей. Отсчитав третий ключ слева, князь вставил его в замочную скважину.
«Если бы я открывал эту дверь первый раз, я бы покопался в ключах», — подумал Лузгин.
— Прошу! — Дверь в двухкомнатную квартиру Либерта распахнулась беззвучно.
— Позвольте, Алексей Борисович… — Адъютант извлёк из кармана вторую жёлтую перчатку и надел её на правую руку. На левой он носил перчатку постоянно, чтобы не шокировать окружающих увечьем кисти. Посол без лишних церемоний был аккуратно отодвинут в сторону. — Надеюсь, с момента исчезновения Либерта сюда никто не заходил?
Лобанов-Ростовский выдержал положенную дипломату паузу в несколько секунд, после чего ответил:
— Я не могу это гарантировать с полной уверенностью.
— Понятно… — Адъютант первым делом внимательно окинул взглядом жилище пропавшего чиновника.
Сразу за дверью находился маленький тамбур, ничем даже отдалённо не напоминающий прихожую. Скорее — часть коридора, за которым можно сразу попасть в зал, выполнявший роль то ли гостиной комнаты, то ли кабинета.
Очень скромная, явно казённая обстановка: средних размеров диван с высокой спинкой, обитой качественной, но старой кожей, секретер, письменный стол с креслом перед ним, платяной шкаф в углу.
— Первым делом следовало опечатать квартиру… — Лузгин впервые за долгое время почувствовал себя в своей стихии. Он испытал те же чувства, что и три года назад в доме заговорщиков, выкопавших тоннель под железную дорогу для того, чтобы взорвать царский поезд. Азарт. Это дивное ощущение, когда цепляешься взглядом за любой предмет, представляешь себе, как с ним обходился хозяин, для чего мог использовать, почему положил на виду или, наоборот — спрятал. Каждая вещь расскажет о своём хозяине больше, чем любая папка, набитая отчётами шпиков.
Что это на столе? Чернильница? Однажды сухая чернильница прямо указала на то, что убиенный никаких прощальных писем не писал… Как там обстоят дела с чернилами? Почти полная. Подсохла на полпальца, но почти полная. И крышка открывается легко, без натуги и скрипа. Значит, пользовался часто. Значит, следует искать переписку.
А это? В верхнем ящике стола лежит неровная стопка бумаги. Хорошего качества. Белоснежная. Дорогая. Такой пользуются, если людей уважают. Или, по крайней мере, любят. Не писал отчётов в министерство, говорите? Так там десяток листов осталось всего.
