«Что за храм необычный… людей нет, священников нет, денег нет…» — подумал Джованни, но мысль его неожиданно была прервана негромким скрипом деревянной двери, висевшей на двух громадных петлях. От этого звука юноша вздрогнул и сделал инстинктивно шаг в угол.
В дрожащем свете показался человек с надвинутым на лоб капюшоном. Лицо его в тени не просматривалось. Старческие руки, покрытые глубокими морщинами, держали деревянную доску, на которой лежала порезанная на несколько больших кусков чиабатта[14]. Рядом стояли глиняный кувшин и кружка.
В перипетиях сегодняшнего дня молодой человек совершенно забыл, что не видел пищу со вчерашнего вечера. В животе что-то предательски заурчало, но Джованни продолжал наблюдать за своим кормильцем.
— У тебя есть два часа, сын мой. — Низкий глухой голос подтвердил, что перед скрипачом стоял старец.
— И что потом? Где падре? — с некоторым отчаянием в голосе спросил юноша.
Тихий, едва слышный ответ последовал, лишь когда старик в капюшоне уже почти вышел за дверь: «На всё воля Божья…»
В кувшине оказалось вино. Густой и насыщенный вкус красной жидкости со слегка терпким запахом вернул Джованни оптимизм и веру в себя. Если его сегодня не убили, то этим он обязан провидению. Теперь нужно подчиниться его воле и молча следовать дальше. Всё равно назад дороги нет. Там никого из родных не осталось. Даже глухо щёлкнувший с той стороны засов не заставил скрипача усомниться в том, что всё будет хорошо.
Два часа пролетели как один миг. Первым закончилось вино. Хлеб Джованни доедал всухомятку.
— Пойдём, сын мой, тебя ожидают… — Старик появился неожиданно и разговаривал чуть ли не шёпотом. Он сложил руки на груди, будто страж, не терпящий противления, но лица его из-под капюшона было по-прежнему не видно.
Путь наверх был недолог. Не более минуты по узким коридорам и крутой винтовой лестнице. Джованни глубоко вдохнул прохладный ночной воздух и посмотрел на звёзды, поймав себя на мысли, что ведёт себя как арестант — он держал руки за спиной, хотя никто его об этом не просил.
«Несколько часов в сыром подвале с дверью, закрытой на засов, и вот я уже изменился. Нет, нет… Я свободный человек, я…» — подумал Джованни, но ход его мыслей прервал старец, открывший багажный ящик кареты, стоявшей рядом с чёрным входом.
— Ты спрашивал, что дальше? — Старец действовал проворно, будто всю свою жизнь работал на каретном дворе. — Дальше ящик. Полезай.
Недоумённый взгляд Джованни старик в темноте не рассмотрел.
— Я сказал — в ящик… Ты жить хочешь?
Хмель выветрился моментально вместе с лёгким движением тёплого ночного ветра. Было бы глупо погибнуть через пару часов после спасения.
Крышка захлопнулась с глухим звуком. Юноша отчётливо услышал, как старик повесил на щеколду навесной замок и провернул в нём ключ. Всё, что успел скрипач разглядеть в темноте — это солому, которой было устлано дно ящика, и небольшой бурдюк с водой.
Подумать о жизни у Джованни времени было достаточно. Ровно восемнадцать часов. «Неужели священник решил отдать меня семье графа? Тогда почему было это не сделать сразу?» — вихрь мыслей носился в голове скрипача, но это были исключительно вопросы. Ни одного ответа.
«Может быть, падре, узнав о моём устремлении отомстить, выстроил хитрый план и теперь продаст мою душу подороже? Дела у святого отца не очень, почему бы и нет? Обменяет меня на большое пожертвование, и всё… И нет Джованни… Как и не было… И никто не хватится…» Несколько ударов коленом по закрытой на замок крышке не принесли никаких результатов. Ящик был металлическим. Интересно, зачем, и как часто в нём возят людей?
«Да нет же… Такого не может быть… К чему все эти сложности? Падре и так запер меня в келье. Я в его власти с того момента, как конюхи графа покинули храм». Очередной камень, попавшийся под большое заднее колесо кареты, заставил ось подпрыгнуть, и всю конструкцию сильно подбросило. Солома не смягчила удар, и Джованни, громко вскрикнув, был вынужден отвлечься от своих рассуждений.
О пытках инквизиции юноша слышал от покойного отца, но он не мог поверить, что испытает их на себе. Экипаж нещадно трясло на кочках, и любой удар скрипач воспринимал каждой клеткой кожи, каждой косточкой. Ему удалось несколько раз перевернуться на другой бок. Правда, стоило это неимоверных усилий — юноша боялся раздавить бесценный бурдюк с водой.
