– Да. Я только дождусь своего багажа, потому что в Саутгемптоне мне пришлось искупаться. Но завтра в одиннадцать я буду у вас. Возможно, Херрик и оставил для меня что-нибудь.
Мы обменялись рукопожатиями, и он ушел.
Я разделся и пошел в ванную. Я стоял под теплым душем и думал, что разыскать здесь Уайтекера не легче, чем иголку в стоге сена. Мне в голову пришла мысль, что раз кто-то преследует Уайтекера, то, следовательно, не располагает синьками чертежей.
Я вытерся и надел пижаму. Потом вернулся в гостиную и полез в карман пальто за бумажником. Верите или нет, но чертов бумажник исчез.
Я стоял как немой и тряс головой. В этот момент зазвонил телефон. Я взял трубку. Это был Грант.
– Послушайте, мистер Кошен. От вас я поехал прямо в Ярд, чтобы узнать, не оставил ли для вас что-либо мистер Херрик. И я рад, что сделал это. Во-первых, тут есть для вас записка. Он пишет, что вернется завтра в восемь часов вечера и будет рад встретиться с вами. А во-вторых, – я думаю, вы согласитесь, что это очень важно, – он получил записку от одной женщины. Ее зовут Джеральда Варней. Против ее фамилии сделана пометка: написано, что эта женщина приехала в Англию неделю назад. Интересно…
– А что тут интересного? – спросил я.
– Я подумал, а вдруг эта та женщина, с которой Уайтекер…
– Почему бы нет? – отозвался я. – Если Уайтекер ради нее отказался жениться, то он вполне мог последовать за ней в Англию. Иначе Херрик вряд ли стал бы отмечать ее имя. Где она?
– Адрес указан: Лаурел Лаун, Весп-оф-Хилл. Около Хэмпстеда.
– Хорошо, – сказал я. – Подождите минуточку! – Я уже успокоился и спокойно продолжал: – Послушайте, Грант, оставьте эту женщину мне. Может быть, я захочу взглянуть на нее. Скажите, что в Ярд я приеду завтра вечером, а я тем временем отдохну и осмотрюсь. Договорились?
Он согласился со мной, и я положил трубку.
Надо было действовать. Я оделся, натянул пальто и спустился вниз. Я радовался, что пистолет со мной и мирно лежит в кобуре под мышкой. Я прошел Джермин-стрит и свернул на Пикадилли. Завыла сирена воздушной тревоги. Было темно как в аду, но я подумал, что дело становится интересным.
Я шел долго, пока не отыскал то, что мне было нужно, на Беркли-сквер. Когда я пересекал площадь, мимо меня проехал большой «бьюик», за рулем которого сидела дама в вечернем платье. Она остановила машину и направилась к одному из особняков. Когда она вошла в дом, я влез в ее машину и облегченно вздохнул, потому что она была дурой и оставила на месте ключ зажигания.
Через пять секунд я летел по Пикадилли. Проехав мимо парка, я промчался через Найтсбридж. Это была моя счастливая ночь. Я взглянул на карту и выехал на Портсмутское шоссе. Единственное, на что я надеялся, – что никто не станет меня останавливать и требовать документы.
3
Было пять часов, когда я добрался до Саутгемптона. Я остановил машину и спросил у какого-то парня, где тут полицейский участок. Потом я зашел туда и спросил, где могу повидать сержанта Раппса. Я сказал, что он меня знает, потому что встречал в порту, когда пришвартовалась «Флорида». Себя я назвал Тэксби.
Дежурный, оказавшийся прекрасным парнем, сказал, что Раппе спит дома и что, если у меня очень важное дело, он может разбудить его. Я сказал, что дело очень важное, и он позвонил.
– Послушайте, Раппе, – сказал я, когда он взял трубку, – это Тэксби из «Болтов и гаек». У меня ночью случилась маленькая неприятность, и я потерял бумажник. Я хочу задать вам пару вопросов.
– Хорошо, спрашивайте, – ответил он.
Сперва я спросил, здесь ли «Флорида». Он сказал, что здесь и что она отплывает завтра днем. Я сказал, что хочу поговорить с одним парнем с «Флориды», и спросил, смогу ли пройти в порт. Он разрешил и добавил, что приедет помочь мне. Я заметил, что ему не следует беспокоиться, но если нетрудно, то пусть приедет.
Я посидел с этими ребятами и выпил с ними чаю. Полчаса спустя прибыл Раппе и дал мне пропуск. Он спросил, нужна ли мне еще какая-нибудь помощь. Я сказал, что сумею сам справиться со своей работой, а он, если ему нетрудно, пусть заправит мою машину.
Он согласился. Я видел, что его разбирает любопытство, но сейчас я не хотел ничего объяснять.
