...говорит его мудрость,
Что величайшие люди, пример подающие многим,
Могут в бараньей стране и под небом туманным рождаться[6].
Эта философия была, следовательно, уничтожена не Платоном и Аристотелем, а Гензерихом, Атиллой и варварами. Ибо, после того как все человеческое знание потерпело кораблекрушение, эти дощечки философии Платона и Аристотеля, сделанные из наиболее легкого материала, сильно разбухнув, уцелели и дошли до нас, между тем как наиболее весомые потонули и почти были забыты. Нам же представляется, что философия Демокрита заслуживает того, чтобы ее извлекли из забвения, тем более что она во многом согласуется с указаниями древнейших времен.
Итак, Купидон прежде всего описывается как определенное лицо, и ему приписываются младенчество, крылья, стрелы и другие атрибуты, о которых я после буду говорить особо. Пока же мы устанавливаем, что древние представляли себе первую материю (такую, которая может быть началом всех вещей) как имеющую форму и качества, а не как абстрактную, только возможную и бесформенную. И конечно, такая лишенная всяких качеств и форм пассивная материя является, по-видимому, совершеннейшей фикцией человеческого ума, происходящей из-за склонности человеческого разума считать наиболее реальным то, что он сам более всего расположен воспринять и чем он чаще всего аффицируется. Из этой склонности и проистекает то представление, что форма (как их обычно называют) есть нечто более реальное, чем материя или действие, ибо материя скрыта, а действие изменчиво, материя не столь сильно запечатлевается, действие же есть нечто преходящее. Формы же, напротив, представляются явными и постоянными. Отсюда возникает представление, будто первая и всеобщая материя есть лишь придаток в виде опоры к форме, а действие, какого бы характера оно ни было, есть лишь эманация формы, и, таким образом, первое место отводится формам. Отсюда, по-видимому, возникло представление о сущем как о царстве форм и идей с прибавлением (так сказать) некоторого рода фантастической материи. Развитию этих представлений способствовало, кроме того, суеверие (обыкновенно сопутствующее заблуждению и необузданности), и абстрактные идеи и их преувеличенная оценка воцарились в науке настолько самонадеянно и помпезно, что полчище фантастов почти взяло верх над трезвыми людьми. Эти воззрения теперь в значительной степени изжиты, хотя и в наш век кое-кто пытался более смело (как мне кажется), чем успешно, выступить в их защиту и воскресить их[7]. Но всякий не зараженный предрассудками легко может видеть, насколько противоречит разуму принятие за начало абстрактной материи. Ведь реальное существование самостоятельных, не связанных с материей форм признавалось многими; реальное же существование самостоятельной материи не признавалось никем, не исключая даже тех, кто принимал такую материю за начало. Но образовывать реальные сущности из воображаемых вещей нелепо и бессмысленно, и это не дает ответа на вопрос о началах. Ибо вопрос не в том, каким образом мы лучше всего можем мысленно охватить и распознать природу сущего, а в том, какова реальная природа тех первичных и наиболее простых сущностей, из которых образовалось все остальное. Но это первосущее должно существовать не менее реально, чем то, что из него возникает, а в известном смысле даже более реально. Ибо первосущее существует самостоятельно, между тем как остальное существует благодаря ему. А то, что было сказано об упомянутой абстрактной материи, имеет не больше смысла, чем если бы кто-нибудь стал утверждать, что мир и все существующее образованы из категорий и подобных диалектических понятий как из своих начал. В самом деле, разница между утверждением, что мир образован из материи, формы и небытия, и утверждением, что мир образован из субстанции и противоположных качеств, невелика. Однако почти все древние мыслители -- Эмпедокл, Анаксагор, Анаксимен, Гераклит и Демокрит -- хотя и расходились между собой во многих других пунктах, касающихся первой материи, тем не менее сходились в том, что все они определяли материю как активную, как имеющую некоторую форму, как наделяющую этой формой образованные из нее предметы и как заключающую в себе принцип движения. Да и никто не может мыслить иначе, если он не желает совершенно покинуть почву опыта. Поэтому все указанные мыслители подчинили свой разум природе вещей, между тем как Платон подчинил мир мыслям, а Аристотель подчинил эти мысли словам, ибо уже и тогда люди были склонны к спорам и разговорам и отказывались от более строгого искания истины. Вот почему такие мнения должны быть, скорее, отвергнуты целиком, чем опровергнуты по частям, ибо они являются мнениями тех, кто желает много говорить и мало знать. И эта абстрактная материя есть материя дискуссий, а не материя Вселенной. Но тому, кто правильно и систематически философствует, следует рассекать природу, а не абстрагировать ее (те же, кто не хочет рассекать, вынуждены абстрагировать) и первую материю следует вообще рассматривать как неразрывно связанную с первой формой и с первым началом движения, как мы это и находим. Ведь абстрагирование движения также породило много фантазий о душах, жизненных началах и т. п., как будто для объяснения этих явлений недостаточны материя и форма, а они зависят от каких-то своих особенных принципов. Но эти три стороны ни в коем случае не могут быть отделены друг от друга, а лишь различены, и мы должны представлять себе материю (какова бы она ни была) столь упорядоченной, подготовленной и оформленной, чтобы всякая сила, сущность, всякое действие и естественное движение могли бы быть ее следствием и эманацией. При этом нам, как я покажу позже, не следует бояться, что результатом этого будет всеобщая косность или что, следуя указанному принципу, нельзя будет объяснить видимое разнообразие вещей. А что первая материя имеет некоторую форму, демонстрируется в мифе тем, что он наделяет Купидона личностью. Однако этот же миф говорит о том, что материя как целое, или масса материи, была некогда бесформенной, ибо Хаос лишен формы, тогда как Купидон -- определенное лицо. И это согласуется с тем, что говорится в Священном писании, ибо там не сказано, что Бог вначале сотворил материю, а лишь что он сотворил небо и землю.
