Выступление французского писателя было в русле советской пропаганды, делавшей упор на особые успехи советских людей в области культуры. «Мы достигли в этом отношении огромных успехов, говорю без всякого преувеличения, – восклицал Ворошилов на I съезде колхозников-ударников в феврале 1933 года. – Вряд ли найдется много таких крестьян в Европе и Америке, которые бы вышли на трибуну и без единой запиночки произносили длинные хорошие речи о строительстве новой жизни, нового человеческого общества».
Роллана не было, но ему был послан «братский привет». «Ромен Роллан, великий наш друг! – говорилось в нем. – Товарищ наш в труде и в борьбе! Мы протягиваем вам руку нашу, – ощутите ее тепло, ее силу и передайте на Западе наш привет всем писателям, всем работникам искусства, культуры и просвещения, встающим в общий антифашистский фронт».
«Учеников-ударников топили в колодце»
Роллан приехал в СССР год спустя, «по приглашению Горького», чтобы все «увидеть своими глазами». Сталин хотел заручиться его поддержкой, чтобы успокоить европейское общественное мнение, озабоченное массовыми репрессиями, последовавшими за убийством Кирова 1 декабря 1934 года.
«28 июня 1935 года днем состоялась в служебном кабинете т. Сталина беседа т. Сталина с Роменом Ролланом, – писала “Правда”. – Беседа продолжалась 1 час 40 минут и носила исключительно дружеский характер».
К его визиту в СССР хорошо подготовились. Роллан был объявлен главным писателем Запада и, главное, лучшим другом социализма. Вслед за изданием полного собрания сочинений театры готовили инсценировки его прозы, в Большом театре ставили балет «Кола Брюньон». Но все равно поражает, насколько льстиво он заговорил с вождем с самого начала, желая выведать у него, как связаны с убийством Кирова отправленные в лагеря люди («кировский поток»).
«Вы были правы, энергично подавляя сообщников заговора, жертвой которого явился Киров, – начал Роллан. – Но, покарав заговорщиков, сообщите европейской публике и миру об убийственной вине осужденных». После чего посетовал на то, что отсутствие информации «может вызвать и вызывает ложные или намеренно извращенные толкования некоторых фактов, порождающие тревогу …у многих из честных людей Франции».
В ответ Сталин понес нечто невразумительное: «Сто человек, которых мы расстреляли, не имели с точки зрения юридической непосредственной связи с убийцами Кирова. Но они были присланы из Польши, Германии, Финляндии нашими врагами, все они были вооружены, и им было дано задание совершать террористические акты против руководителей СССР, в том числе и против т. Кирова. Эти сто человек, белогвардейцев, и не думали отрицать на военном суде своих террористических намерений».
Сталин не только выдумал мифических белогвардейцев, но и объяснил, почему их не отдали под нормальный суд. «…Нам казалось, что было бы слишком много чести для этих господ разбирать их преступные дела на открытом суде с участием защитников. Французские коммунары, видимо, не понимали этого, они были слишком мягки и нерешительны, за что их порицал Карл Маркс. Поэтому они и проиграли…»
И откуда взялась цифра 100, ведь счет давно шел на тысячи и десятки тысяч. О высылке бывших участников оппозиции он вообще не упоминает. А ведь помимо них только из Ленинграда было выслано около 12 тысяч «социально чуждых элементов»: бывших дворян, интеллигенции.
А дальше пошли и вовсе фантастические выдумки. «У нас в Кремле, – говорит Сталин Роллану, – есть женщины-библиотекарши, которые ходят на квартиры наших ответственных товарищей в Кремле, чтобы держать в порядке их библиотеки. Оказывается, что кое-кого из этих библиотекарш завербовали наши враги для совершения террора. Мы обнаружили, что эти женщины ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших ответственных товарищей».
У Роллана, похоже, эти россказни не вызывают никакого удивления, он продолжает: «Недавно был опубликован закон о наказании малолетних преступников старше двенадцати лет, – сообщил Роллан Сталину. – …Получается впечатление, что над этими детьми нависла смертная казнь».
