Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века - страница 25

Шрифт

Интервал

Его довольно подробно описал очевидец событий немец Матвей Шаум — полевой священник в войске Я. Делагарди. Он писал, что неожиданное и быстрое «новгородское взятие» может показаться «странным и невероятным» не только потому, что «Москва и Новгород были сильны перед целым светом, но и потому еще, что Его Величество, король шведский, долго был в согласии с русскими и несколько лет помогал им противу общего врага, поляков… Новгородцы почитали себя довольно сильными и умными для защищения самих себя и не помышляли, как трудно удержать старый полуразвалившийся дом».

Таким же «странным и невероятным», идущим вразрез с известной поговоркой казалось это событие другим иностранцам. П. Петрей объяснял быструю победу шведского оружия личными качествами шведского полководца: «отважной храбростью и неустрашимым сердцем». Олеарий писал о том, что «в 1611 году шведский полководец Яков де ла Гарди… доказал ему (Новгороду. — Г. К.) ничтожество его поговорки о великом могуществе». А. Мейерберг заметил, что «1611 год показал, что великие громады, один раз обрушившись, уже никогда потом не в состоянии подняться, как бы придавленные собственной тяжестью». Г. Шлейссингер сообщил о том, что «в 1611 году граф де ла Гарди счастливо Новгородом овладел, и город полных семь лет состоял под королевским шведским управлением, пока, наконец, в соответствии с заключенными трактатами господа шведы не отступились от него добровольно».

В поэтической форме взятие Новгорода шведами и сопутствующие ему обстоятельства описал Ю. Видекинд в латиноязычном стихотворении, в котором он сравнил подчинение Новгорода власти Делагарди с его покорением Иваном III.

Много веков для людей был Новгород чуду подобен.

Мощью своей даже Рим был ему равен едва ль.

Властью, богатством гремя, знаменитый строеньем обширным,

Сильный в бою, процветал в торге с Европою он.

Был для соседей грозой, и не раз вырывалось со стоном

Робкое слово у них — полный почтенья вопрос:

Кто против Бога пойдет? На тебя кто, Новгород, встанет?

Может ли кто одолеть недруга так же, как ты?

Так говорили тогда, но можно ли с Богом равняться?

Разве не то же, что дым, мира богатства и мощь?

Первый тебя Базилид научил покорности москам,

Гордую власть отцов силой заставив отдать.

Сломлена доблесть была. Верховный священнослужитель,

Будто святыню блюдя, вред тебе тяжкий нанес:

Московита сумел убедить, чтобы тот с казной увозимой

Всех горожан увел, верою чуждых ему.

Много терпел ты потом от трехликого Дмитрия козней,

Сам был добычей себе, мрачной Эринией был.

Верную помощь послал тогда тебе Карл, но напрасно;

Твой неустойчивый дух новое горе сулил.

Чужд благодарности, сам на друзей ты поднял оружье,

Первым напасть пожелал, пал и позорно разбит.

Тысячи тысяч бойцов на стенах стояли для боя,

Так что даже и счесть ты бы не мог горожан.

Бог же судил победить пяти тысячам шведов всего лишь:

Сам он в бою поражал неблагодарности грех.

Если б не сжалился тут над тобой Понтиад благородный,

Черного пепла гора след твой являла б теперь.

Ныне ты мир получил. Почитай же царя и запомни:

Прежнюю славу свою ты навсегда потерял.

Вместо хвалебных стихов, что встарь о тебе говорились,

Пусть повторят и не раз наши потомки в веках:

«Новгород был и велик, но взят Делагарди отвагой.

Малые силы порой большую славу дают».

Одно из наиболее интересных сочинений о Смутном времени в России — «История о Великом княжестве Московском» было написано шведским дипломатом Петром Петре ем. В начале XVII века он несколько раз приезжал в Россию, где в общей сложности прожил около четырех лет. За это время он установил тесные контакты с представителями разных слоев русского общества и, по всей вероятности, в какой-то степени овладел русским языком. Петрей стал очевидцем и «репортером» русской Смуты, которую описал в своих сочинениях «Реляция о России начала XVII в.» (1608) и «История о Великом княжестве Московском» (1615). Написанные на основе личных наблюдений с привлечением русских и иностранных источников, они положили начало шведской «Россике», а самого Петрея в Швеции считают «первым шведским кремлелогом», успешно совмещавшим роль дипломата и историографа. Его книги стали первыми историко-политическими сочинениями о Московии на шведском языке и способствовали распространению в Швеции знаний о восточном соседе.