Пятого января Иван великодушно прощает холопов, но выдвигает условия своего возвращения, смысл которых сводился к следующему: оставаясь главой государства со всеми вытекающими отсюда последствиями, он создает собственный двор и собственное войско (опричнину). Под управление двора он берет по своему усмотрению часть территории Московского царства, где отменяются действия земских институтов и вводится его личное управление. Но самое важное — государь потребовал полной свободы действий в отношении предателей и изменников. В этих условиях Боярская дума, митрополит, дворяне и церковные иерархи вынуждены были пойти на нарушение «старины», старых порядков управления, предоставив царю «чрезвычайные полномочия». И он ими не преминул воспользоваться. Чуть ли не через месяц после этого состоялась казнь князя Александра Горбатого и его сына Петра, князей Сухого-Кашина, Петра Горенского, окольничего Петра Головина. Князь же Дмитрий Шевырев был посажен на кол.
К опричному двору царь приписал часть Москвы и Перемышля, целиком — Вязьму, Можайск, Медынь, Малоярославец, Суздаль, Шую, Тотьму, Устюг. Потом опричнина будет только увеличиваться. На ее территории тут же началась «переборка людишек». Земские дворяне, не удостоенные чести быть приписанными к сему почетному ордену, насильственно выселялись из своих поместий, а на их место водворялись опричники, стремившиеся получить как можно больше прибыли с доставшихся им земель, в результате чего крестьянские хозяйства разорялись и оскудевали. Крестьяне разбегались. Всего изгнали из своих поместий около девяти тысяч помещиков. Большинство из них было ограблено и обесчещено, а кто-то в этом угаре и расстался с жизнью.
В опричнине состояли родственники первых двух жен царя и часть бояр, пленные ливонские рыцари (такие, как Иоанн Таубе и Ейларт Краузе, с которыми мы еще встретимся в настоящем повествовании) и любители приключений из Германии (такие, как Генрих фон Штадтен), все члены Английского торгового дома и богатейшие русские купцы и промышленники, в том числе и знаменитые Строгановы. Опричное войско царя, первоначально состоявшее из одной тысячи дворян и детей боярских, с годами достигло 5–6 тысяч. В качестве символов своих жандармских функций опричник привешивал к седлу своего коня собачью голову и метлу. Это означало, что его задача — «выгрызание и выметание» измены.
Столицей опричнины стала Александровская слобода, в которой возвели царские палаты, обнесенные рвом и крепостным валом. Опричники жили на одной улице, купцы — на другой, а все вместе это представляло собой военный лагерь, откуда никто не мог выехать или куда никто не смел въехать без царева разрешения. Иван Грозный даже пытался превратить это место в подобие монастыря, где бы он выполнял роль игумена, а его наиболее преданные опричники — роль монахов. Удивительно, но в царе каким-то неизъяснимым образом сочетались и неукротимая жестокость, и чрезмерная набожность. Видимо, правы исследователи, видящие причину этого симбиоза в болезненно-маниакальном страхе. Он боялся за свою жизнь и за свою власть. Не отсюда ли и такая жестокость по отношению к мнимым и действительным врагам? Не отсюда ли и боязнь Суда Небесного, приводящая к другой крайности — богомольному неистовству?
Опричники практически постоянно находились в слободе, покидая царя лишь для выполнения каких-то его поручений. В промежутках между церковными бдениями и непотребными оргиями они «раскрывали» все новые и новые заговоры, чтобы показать свою полезность и преданность. В отличие от последующих представлений о «добром царе и злых царских слугах», времена Ивана Грозного были олицетворением как царской изощренной жестокости, так и вседозволенности его сатрапов.
При появлении опричников улицы, присутственные места обезлюдевали, дома закрывались. Земские старались не вступать с этими «кромешниками» в какие-либо отношения — ведь опричники, словно имея «лицензию на убийство», не признавали ни законов, ни правил делового оборота. Не было на них управы и в судах, получивших царское повеление: «судите праведно, чтобы наши не пострадали». Под опричнину попал и удел князя Владимира Старицкого. Царь отписал его на себя, дав тому взамен другие города и волости, с которыми у опального князя не было ни взаимного тяготения, ни освященных временем взаимных обязательств. После такой «рокировки» Владимир Андреевич, окруженный тайными шпионами и откровенными недоброжелателями, оказался в полной зависимости от своего двоюродного брата.
