Великая Парагвайская война - страница 61

Опьяневшие парагвайцы не смогли дать отпор. Многие, употребив непомерные дозы спиртного, спали, чтобы очнуться уже в плену, другие ползали или бродили в полубреду, не осознавая, что происходит, третьи были зарублены или застрелены, пытаясь убежать с награбленным.

От полного истребления парагвайцев спасли всадники Кабальеро. Они вступили в бой и на время задержали врага, дав возможность большинству пехотинцев покинуть лагерь, унося свою добычу.

Сообщение в парагвайской газете «Сентинела» от 14 ноября 1867 года о «великой победе» в Туюти и изображение монумента, который планировалось возвести в честь этой победы

Захваченные пушки парагвайцы пытались укатить вручную, но на полпути выбились из сил и бросили в вязкой грязи. Узнав об этом, Лопес пришел в ярость и приказал во что бы то ни стало доставить трофеи в Умаиту. В крепости срочно собрали всех еще не съеденных быков, соорудили упряжки и с их помощью все-таки вывезли орудия.

Налет на Туюти обошелся парагвайцам, по их собственной оценке, в две тысячи убитых и пропавших без вести. Не менее половины из них попали в плен. Союзники потеряли 294 человека убитыми, 1316 – ранеными и 435 – пропавшими без вести. Как уже говорилось, 250 из числа «пропавших» оказались в плену, а остальные, скорее всего, погибли.

После сражения обе стороны традиционно заявили о своей победе. Лопес даже приказал отчеканить в честь этой «победы» медали и вручить их всем участникам набега. При этом парагвайцы, разумеется, не сообщили о пьянке, стоившей жизни сотням солдат, а союзники не упоминали о паническом бегстве значительной части гарнизона.

В целом же, битва никак не повлияла на ход войны. Надежды Лопеса на ослабление блокады Умаиты не оправдались. Да и продовольственную ситуацию в крепости она не улучшила, поскольку все добытые в Туюти продукты осажденные съели за несколько дней.

В декабре 1867 года уже мало кто вспоминал сказанные весной 1865-го слова Митре о том, что через три месяца аргентинская армия будет в Асунсьоне. А если и вспоминали, то только с горькой усмешкой. С тех пор прошло два с половиной года, а Асунсьон был почти так же далек, как и в начале войны. Союзники все еще топтались в окрестностях Умаиты, продвинувшись в глубь парагвайской территории всего на 20–30 километров и заплатив за это тысячами жизней.

И все же, первые годы войны для альянса прошли не напрасно: Парагваю был нанесен невосполнимый урон в живой силе. Мобилизационные резервы страны иссякли, и численность армии начала сокращаться. Качество войск тоже неуклонно снижалось: оборванные и отощавшие солдаты были уже далеко не той армией, которая в 1865 году вторглась в Корьентес, а в 1866-м одержала победы при Бокероне и Курупаити.

В противоположность этому альянс, несмотря на потери, становился сильнее. В наибольшей степени это относилось к бразильской армии. Ее численность к началу 1868 года достигла 60 тысяч, то есть бразильцы составляли более трех четвертей от общего количества войск антипарагвайской коалиции. В дальнейшем именно они играли решающую роль во всех боевых операциях. Можно сказать, что война Тройственного альянса фактически превратилась в бразильско-парагвайскую войну.

2 января 1868 года скоропостижно умер, заразившись холерой, аргентинский вице-президент Маркос Пас, замещавший Митре на посту главы государства, пока тот с переменным успехом изображал полководца. Митре пришлось срочно возвращаться в Буэнос-Айрес, передав командование аргентинскими войсками герцогу де Кашиасу. На фронте он больше не появлялся. Еще раньше театр военных действий покинул президент Уругвая Флорес.

Таким образом, бразильский маршал стал полновластным главкомом, и ему уже не требовалось никого убеждать в правильности своих решений. В штабе союзников, наконец, наступило реальное единоначалие, которое весьма позитивно сказалось на их дальнейших действиях. Тем более что Кашиас, в отличие от Митре и Флореса, обладал полководческими способностями.

Пропагандистский рисунок из газеты «Сентинела», символизирующий неприступность береговой обороны крепости Умаита