Предполагая, что враг может перейти в контрнаступление, бразильцы выкопали вдоль южного края болота траншеи для стрелков и оборудовали защищенные бруствером артиллерийские позиции. За ними располагался бразильский лагерь. Аргентинцы, разбившие лагерь правее, не озаботились строительством укреплений, решив, что топь сама по себе служит достаточно надежной защитой. У уругвайцев, ввиду их малочисленности, на сей раз не было отдельного лагеря и они поставили свои палатки в бразильском. Левый фланг позиций Альянса прикрывал заболоченный лес Потреро Пирис.
План битвы, разработанный парагвайским генштабом под руководством самого Лопеса, получился весьма амбициозным. Он предусматривал ни много, ни мало – окружение и полное истребление вражеских армий. Очевидно, парагвайского диктатора вдохновлял пример Ганнибала и его триумф при Каннах, где карфагенская армия благодаря сильной коннице окружила и наголову разгромила гораздо более многочисленные римские легионы. Однако Лопес был далеко не Ганнибал…
Согласно диспозиции, парагвайская армия делилась на три части. В центре наносили фронтальный удар пехотные бригады полковников Диаса и Марко численностью 3750 и 3000 человек при поддержке 2000 кавалеристов.
На правом фланге должна была наступать колонна полковника Барриоса, состоявшая из 7500 пехотинцев и 1000 конников. Ей надлежало скрытно пройти сквозь густой лес мимо бразильского лагеря и нанести удар с тыла, внося смятение во вражеские ряды и отрезая путь к отступлению.
Но главная роль отводилась левому крылу, где была сосредоточена лучшая парагвайская конница – примерно 5000 хорошо подготовленных всадников под командованием полковника Франсиско Исидоро Рескуина. Им предстояло совершить по болоту охватывающий маневр, ударить с фланга по аргентинцам, разгромить их, пока бразильцы отражают натиск Диаса и Марко, а потом – в тылу бразильцев соединиться с Барриосом. Таким образом, войска коалиции оказались бы зажатыми со всех сторон и обречены на гибель или капитуляцию.
На бумаге план выглядел красиво, однако он требовал предельно четкой координации действий всех трех колонн, обеспечить которую парагвайцы не могли из-за отсутствия связи между колоннами. А главное – план не учитывал мощную артиллерию противника и игнорировал характер местности, сильно затруднявшей и замедлявшей движения войск, что давало альянсу дополнительный выигрыш во времени.
Но решение было принято, и 28 мая 1866 года, за пять минут до полудня, над парагвайским штабом взлетела красная ракета. По этому сигналу войска двинулись вперед, начав самую кровопролитную битву в истории Южной Америки.
Развернутым в шеренги бригадам полковников Диаса и Марко предстояло пройти около двух километров до вражеских позиций. Идти было трудно, босые ноги солдат и копыта лошадей вязли в грязи, то и дело приходилось пересекать вброд ручьи и протоки. Над полем битвы ярко светило полуденное солнце, и союзники издалека заметили надвигавшуюся стену красных мундиров. У обороняющихся оказалось достаточно времени, чтобы подготовить встречу. Горнисты сыграли тревогу, бразильские и уругвайские пехотинцы рассыпались по траншеям, канониры зарядили и тщательно, без спешки, навели орудия.
Когда расстояние между противниками сократилось примерно до километра, раздался первый залп. Для парагвайцев он оказался неожиданным. Они мало знали о нарезной артиллерии и почти никто еще не видел ее в действии, а эффективная дальнобойность знакомых парагвайским солдатам гладкоствольных пушек была меньше. Второй неожиданностью стало то, что бразильцы стреляли не привычными ядрами и не гранатами с запальными трубками, а осколочно-фугасными снарядами с ударными взрывателями мгновенного действия.
Полковник Илларио Марко
Эффект от сорокаорудийного залпа был ужасен: большинство снарядов угодило в гущу пехоты, разорвав на куски и изрешетив осколками десятки солдат и офицеров. Однако парагвайцы не дрогнули, а упрямо шли вперед, переступая через изуродованные тела убитых и корчившихся от боли раненых. Артиллеристы принялись заряжать, накатывать и снова наводить орудия, внося поправку на сократившуюся дистанцию.