– Что за нелепости ты говоришь, Аоранг! Перестань, это слова мятежника!
– Как прикажешь, солнцеликая, – склонил лохматую голову воспитанник жрецов.
Аюна помолчала, борясь с досадой и невольным гневом. Как он мог сказать подобные крамольные слова об ариях? Кем себя вообразил?!
«Ладно, какой спрос с мохнача?» – милостиво решила она и спросила:
– А почему ты не остался со своим племенем?
– Зачем? Я рад, что знаю теперь своих предков. Но у меня уже есть семья. Святейший Тулум – мой воспитатель и драгоценный наставник – стал мне больше чем отцом, – с глубоким почтением произнес Аоранг. – Во всем свете я люблю его больше всех. И где бы, скажи, я получил столько знаний, столько божественной мудрости? Мохначам тоже кое-что ведомо, куда больше, чем высокомерно полагают арии, – но во многом они как дети. Их сознание не пробудилось, они любят сказки и не понимают науку. Они смотрят на звезды, а видят глаза своих предков.
– А что ты видишь, когда смотришь на звезды? – спросила царевна, недоверчиво улыбаясь.
Аоранг задумался. Потом устремил на нее взгляд, и глаза его вспыхнули под густыми бровями, словно в темных пещерах зажглись голубые огни.
– Знаешь ли ты, что такое фраваши? – спросил он.
– Добрые духи?
– Нет, не совсем. Это мирской взгляд. Божественная Ясна-Веда говорит нам, – начал он с детской серьезностью, – что есть чистые предвечные души, созданные Исвархой в тех высших сферах бытия, которых не достигает никакое зло. Часто они невидимо сопровождают праведников, давая им советы и ограждая от дивов. А порой они воплощаются в нашем мире и незримо горят в людском обличье. Такие рожденные во плоти фраваши невообразимо прекрасны, и ни одна истинно зрячая душа не может остаться к ним равнодушной…
Говоря это, Аоранг смотрел на царевну, не отрывая взгляда, так что у Аюны понемногу запылали щеки и снова заколотилось сердце. Она даже слегка испугалась. «Что творится со мной? Он так смотрит на меня, рассуждая о предвечных душах, будто говорит обо мне…»
Они беседовали еще долго – куда дольше, чем предписывали приличия. Небосвод усыпали звезды, один за другим гасли светильники. Служанки зевали за рукоделием в углах… Наконец царевна спохватилась.
– Уходи, Аоранг, – сказала она, вставая. – Я была рада беседовать с тобой. Право, мне сейчас кажется, будто я вообще беседовала по-настоящему впервые в жизни. Ты воистину необычный человек, я совсем не ожидала… Ладно, не важно. Это было… – Аюна попыталась найти слово, но так и не нашла того, которое передало бы весь сияющий хаос ее впечатлений, и закончила неловко: – Хорошо.
Аоранг встал, сразу стал огромным и неуместным в ее утонченно-роскошных покоях, посмотрел на нее с робкой мольбой.
– Я могу прийти еще, солнцеликая?
Царевна удивленно посмотрела на него. Но не успела возмутиться дерзкой просьбе, как, сама того не ожидая, ответила:
– Приходи завтра.
Праздник ингри хоть и казался бесконечным, однако наконец угас, как костер, в котором прогорели все поленья и остались лишь подернутые пеплом, едва рдеющие угли. Над берегом витал запах браги и разносился храп тех гуляк, которые не смогли добрести до своего ложа и заснули в траве или прямо под длинными столами.
Хаста тоже пытался спать рядом со своим алтарем, закутавшись с головой в одеяло и обняв для тепла гадательную собаку. Он бы и рад был уснуть, но ему не давали это сделать комары. Они противно пищали в темноте и больно кусались; главное же, что с реки их налетела целая свора, которая все увеличивалась. Такое ощущение, что комары ингри тоже решили устроить себе праздничный пир.
– Отродясь не встречал таких кровожадных и свирепых тварей, – раздраженно бормотал жрец, вертясь на своем ложе и шлепая по себе ладонями. – Это какие-то дикари, убийцы! То ли дело комары Аратты – скромные, воспитанные, миролюбивые существа! Если и укусят, то предупредительно остаются на месте, чтобы ты мог их прихлопнуть. Эти же мигом напьются крови и улепетывают, освобождая место для родни…
Из-за высокого шатра царевича донесся громкий хохот. Хаста приподнялся и прислушался. Похоже, еще кто-то неугомонный не спал. Жрец встал и, завернувшись в одеяло, побрел на голоса. За шатром у догорающего костра он обнаружил группу ловчих. На углях лежала сырая ветка и дымила, отпугивая комаров. Ловчие обсуждали предстоящую охоту.
