Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография - страница 5

Шрифт
Интервал

стр.

— Да это малинник! — захлебнулся я, вне себя от радости, и побежал с другими, набирая снега в туфлю. Башмак развязался, и от этого мною овладело ощущение великой вины и беспорядка.

И меня ввели в постылую варшавскую комнату и заставили пить воду и есть лук» (II, 492–493).

«Куда мы едем? […] В город Малинов…»

Осип Мандельштам в раннем детстве (1891)


За гнетущим видением скрывается воспоминание о собственном нелегком вступлении в жизнь: вместо традиционного русского хлебосолья ребенка в чуждой ему семье принуждают пить пресную воду и есть противную луковицу.

Семья Мандельштамов переселилась в середине XVIII века из Германии в Курляндию; это — территория нынешней Латвии, между Балтийским морем и устьем Двины (по латышски — Даугавы). Курляндский герцог Эрнст Иоган Бирон приглашал в страну мастеровых и ремесленников. Один из них, часовщик и ювелир из семьи раввинов, еще носил древнеееврейское имя. Этого часовых дел мастера Мандельштамы считали своим прародителем. Осип Мандельштам узнал свою генеалогию лишь летом 1928 года, когда он, находясь в Ялте, понес к часовщику в ремонт Надины часы, и жена часовщика, урожденная Мандельштам, поведала ему про его родословное древо.

Таким образом, семья Мандельштамов не принадлежала к тем польским евреям, которым довелось пережить «золотой век» в польско-литовском королевстве — эпоху накануне катастрофы 1648 года, отличавшуюся экономическим расцветом и высокой ученостью; казаки украинского гетмана Богдана Хмельницкого, восставшие в тот год против польского владычества, истребили попутно более ста тысяч евреев. Это была жестокая прелюдия будущих погромов. В ту пору предки Мандельштама еще жили в Германии — в гетто одного из немецких городов.

По всей видимости, прародители Мандельштама попали в Германию обычным среднеевропейским маршрутом; они были ашкеназами (принятое в средневековой еврейской литературе определение для германских евреев)[11]. Можно также предположить, что они были сефардами — евреями, изгнанными из Испании в 1492 году при Изабелле Кастильской; многие из них обосновались на севере Европы. Так, во всяком случае, думал сам Мандельштам[12]. В 1936 году, в воронежской ссылке, читая книгу о жертвах инквизиции, он нашел в ней имя испаноеврейского поэта и уверял, что в нем осталась от него «хоть кровинка»[13]. В целом же, отношение Мандельштама к своему еврейскому происхождению определялось не «зовом крови», а было, как мы увидим, сложным и переменчивым: он то отдалялся от своею еврейства, то приближался к нему.

Мандельштам. Фамилия происходит от названия плода, от миндального дерева; в ней скрыты библейские ассоциации, приметы избранности. Миндаль встречается в четвертой книге Моисеевой — в воспоминании о жезле Аароновом (Числа, XVII, 7). Аарон из колена Левиина был утвержден первосвященником еврейского народа, ибо его посох — единственный из двенадцати — расцвел и принес плоды миндаля. «На другой день вошел Моисей (и Аарон) в скинию откровения, и вот жезл Ааронов, от дома Левиина, расцвел, пустил почки, дал цвет и принес миндали» (Числа, XVII, 8). В одном из стихотворений 1914 года Мандельштам намекает на этот эпизод, не упоминая, впрочем, ни об Аароне, ни о миндальном дереве, — это стихотворение посвящено последнему русскому драматургу-классицисту Владиславу Озерову: «Как царский посох в скинии пророков, / У нас цвела торжественная боль» (I, 101).

Миндальное дерево, на котором растут то сладкие, то горькие плоды, играет в Ветхом Завете немаловажную роль. В книге Екклезиаста миндаль является символом печального будущего. Царь Соломон призывает помнить о Создателе, о старости и смерти: «…И зацветет миндаль; и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы» (Еккл. 12, 5).

Цветение миндаля традиционно связывается с седыми волосами — признаком старости. И даже в обличительном политическом стихотворении, которым в мае 1933 года Мандельштам откликнулся на голод украинских крестьян, наступивший в результате насильственной сталинской коллективизации, встречается миндаль — символ скорбной природы.


стр.

Похожие книги