— Приказ.
— Чей приказ? Чей?
— Товарища Артёма.
— Решил поиграться? Товарищ Артём погиб, он этого не подтвердит, а то, что ты, твердолобый, обязан был обеспечивать его личную безопасность и нарушил все возможные циркуляры и инструкции, это как понимать? Ты оставил пост!
Киваю головой. Виноват.
— Кто приказал оставить пост?
Молчать. Всё равно не поверят. Пока молчишь — не бьют.
— Мне проще всего, Черепанов, в расход тебя пустить. Вина твоя доказана, контра поганая! Ты знал, что пути завалят камнями!
Бьют. Сильно. Боли нет. Голова летает в стороны.
Облили водой. Пью. Солёная.
— Твои подельники сознались! На тебя указали! Кто за тобой? Кто организатор?
Я не знаю. Я не знаю что сказать. Бьют.
— Не перестарайся, он уже как куль с дерьмом.
— Когда ты встречался с военкомом Троцким?
Качаю головой — нет.
— Дурачина ты, об их вражде известно всем. Товарищ Артём выполнял личный приказ Владимира Ильича о горной промышленности, ты не знал об этом, гнида?
Качаю головой — да.
— А то, что Троцкий почуял опасность, ты тоже знал? Он говорил тебе об этом?
Качаю головой — нет.
— Так, значит, ты с ним встречался…
— Нет. Нет…
— Заговорил, собака бешеная. Хоть звук издал. Дежурный — свободен!
Бить не будут пока. Этот сам не марается.
— Почему ты остался в Туле? Ты знал, что будет катастрофа! Так?
— Начальник…
— Слушаю.
— Начальник вокзала.
— Какой начальник вокзала?
— Толстый. Тула.
— И он с тобой? Отлично! Эта тварь с тобой в деле? Он руководил или помогал тебе?
Киваю головой — нет.
— Твой связной?
Боже, какой связной? Как же тяжело говорить!
— Рядом был.
— С кем рядом? Что ты мне голову морочишь?
— Артём послал за документами. В Москву разрешил завтра. Начальник вокзала слышал.
— Спросим, что он слышал, обязательно спросим! Начальника дистанции пути уже спросили!
Хроничев — тот самый начальник дистанции — был взят под арест прямо на месте крушения. Морально он был уже готов к ответственности, но не предполагал, что будет сразу арест.
На допросе в Тульской ЧК, куда его привезли прямо из дома, Хроничев показал, что перед рейсом аэровагона обходчики пути прошли всю его дистанцию на дрезине и не обнаружили никаких ненормальностей. Всё было согласно регламенту, однако когда они прибыли на место аварии, то, кроме покорёженного вагона и трупов людей, на колее были обнаружены камни неизвестного происхождения.
Вдоль дороги не было ни обрывов, ни каких-либо окаменелостей естественной природы, поэтому не могло быть речи о том, что они сами каким-то образом туда попали. Это были четыре крупных камня, довольно тяжёлых, но один человек вполне бы с ними справился.
От удара колёсной тележки один из них раскололся, и это место пути, где самолётопоезд стал на левые колёса, а затем сошёл с рельсов, было повреждено. Задние его колёса прошли по деревянным шпалам, продавив на них колею и оставив след в виде вздыбленной щепы, а потом траектория движения тележки пересеклась с рельсом, и в этом месте колёса отделились от рамы. Дальше вагон летел под откос вместе с пассажирами без рамы. Она прилетела следом и, вполне возможно, если бы не она, жертв было бы меньше. Тележка и колёса раздавили некоторых пассажиров, которые от удара вылетели из салона. Однако товарищ Артём погиб внутри, по всей видимости, от многочисленных травм, полученных при кувыркании коробки салона. Фанера в некоторых местах оторвалась, и весь ужас того, что пережили люди, был виден сразу. Выжил только тот, кто вылетел и не попал под колёсные тележки.
Хроничев был задержан для дальнейшего разбирательства и выяснения его причастности к произошедшему.
Полуправда
Группа дознавателей, которые работали с арестованными и свидетелями в Тульском, а затем и Московском ГубЧК, ежедневно формировали доклад на имя руководителя комиссии по расследованию обстоятельств крушения аэровагона.
Комиссия заседала один раз в неделю, не считая выездов её представителей в тюрьмы и на допросы. Товарищ Авель Енукидзе, которому партия поручила коллегиально расследовать обстоятельства гибели преданного большевика Сергеева и депутатов Коминтерна, требовал от чекистов максимум материалов и в сжатые сроки. По делу проходило подозреваемых девять человек, свидетелей более сорока, и следствие докладывало, что все они в один голос давали показания о том, что ничего не могут даже предположить.
