Еще в предыдущем тысячелетии попыток преодолеть раневые инфекции было сделано великое множество, но почти все из них окончились полным провалом. Но если сам Сайм, который никогда не давал мне поводов сомневаться в его суждениях, писал о достижениях зятя с такой удивительной уверенностью, его строки заслуживали особенного внимания. В действительности это письмо застало меня как раз в одном из моих не слишком критичных настроений, когда мне не нужны были никакие более весомые доказательства. Более всего из когда-либо пережитого на меня повлияли события Гражданской войны. Они научили меня, что преждевременны были торжество и ликование по поводу изобретения наркоза, так как нам и тогда приходилось противостоять его озлобленным врагам. Получив письмо Сайма, я довольно быстро решил, что давно задуманное путешествие по Европе мне следовало начать с посещения Глазго.
И вот, шестого июля 1866 года я оказался в этом шотландском городе.
Я направил Листеру одно из довольно стандартных приветственных посланий, и в ответном письме, полученном тем же вечером, он попросил меня навестить его на следующий день в его тихом доме на Вудсайд-плац. Дом располагался всего в нескольких шагах от парка, единственного зеленого оазиса на самом краю далеко уходящего за горизонт моря городских домов.
Агнес Листер, дочь Сайма, открыла мне дверь. Красота ее узкого лица и добрых глаз произвела на меня глубокое впечатление. Я почувствовал, что она была возбуждена, но тогда я еще не понимал, почему. Да я и не мог подозревать, что как раз тогда Джозеф и Агнес Листер стояли у истоков борьбы за едва оформившуюся идею Листера, и этому противостоянию суждено было продлиться еще не менее десятка лет. Числу же тех, кто верил в его идею и надеялся на него самого, суждено было оставаться таким скромным, что каждый из этого числа – как например я – был ценен, а потому мог рассчитывать на особенно теплый прием. Агнес Листер попросила извинить своего мужа, который где-то задерживался. Искренне переживая и смущаясь, она призналась, что его придется немного подождать.
«Мой муж так обрадуется вашему приходу… – сказала она и повторила ту же фразу еще несколько раз. – Его коллеги так равнодушны. Они полагают, что то состояние, в котором сейчас находятся многие больницы, совершенно естественно и, более того, завещано Богом, поэтому человек ничего не может с этим поделать. А прочие не смогли придумать ничего лучше, как сжигать больницы, будто бы это они повинны во всех смертях. Вы полагаете, что мой муж может что-то изменить?..»
«Если в это верит даже ваш отец, – ответил я, – это стоит очень многого. Когда мне было всего только восемнадцать лет, я стал свидетелем первого применения наркоза. До того самого момента почти все хирурги полагали, что боль и хирургия связаны неразрывно, и были тем вполне довольны. Кроме того, они считали боль естественной и богоугодной, а потому и никак не могли поверить, что есть способ избавиться от нее. Так думал и я… Но с тех пор как я пережил открытие наркоза, я навсегда распрощался с убеждением, что что-то вообще может быть естественным и ни при каких обстоятельствах не подвластным переменам…»
Наконец пришел Листер, опоздав приблизительно на полчаса. Первым моим впечатлением, впечатлением человека, явившегося в этот дом полным ожиданий, напряженно надеявшимся, было разочарование. Листеру тогда было тридцать восемь лет. Он выглядел очень маленьким. Его лицо никоим образом не походило на лицо борца, а скорее могло принадлежать типичному добродетельному человеку, душа которого была совершенно чужда любого рода вражде и противостояниям. Он промокнул со лба пот. Его склонность к незначительному, но тем не менее не прекращающемуся потоотделению, возможно, в значительной степени сковывала его, и была особенно приметна, когда он нервничал или был возбужден, отчего начинал также заикаться. Последний фактор делал его ко всему очень посредственным оратором. Его руки были на удивление мягкими. Позже он и сам охарактеризовал себя как человека, которому не досталось от Бога ни частицы гения, а лишь усидчивость, упорство и непоколебимая логика мыслей и поступков. Вероятнее всего, он был прав, хотя, пожалуй, только этим сложно объяснить тот образ жизни, который он вел.
