– Видать, разворачиваться придется, – пригладил бороду Вишня. – У нас там на Пустельке починок[17] медовый поставлен. Места мало, укреплений нет… Починок, одно слово. Однако же, коли деваться больше некуда, придется поворачивать на него. Может статься, хоть отдохнем немного да о событиях проведаем. Глядишь, невзгоду в чащобе и пересидим.
– Веди, боярин, – предложил Олег. – Дороги ваши. Я тут советчик никакой.
О том, куда исчезла армия здешнего князя, он и спрашивать не стал. Со связью в здешнем мире было не очень. Особенно если противник по дорогам гуляет. Твердо сказать невозможно ничего. Только надеяться.
Пару часов объединенный обоз двигался дальше к востоку, потом отвернул вправо, спустился во влажную долину, по которой катился до самой темноты. Утром он втянулся в хвойную чащу, явно никогда не знавшую пилы и топора.
– Как мыслишь, боярин, – нагнал Скоростеня-Вишню ведун, – чего нам скорее ждать, подмоги или нападения?
– К чему спрашиваешь?
– Глянь, какой лес вокруг!
Боярин огляделся, подумал. Подозвал одного из своих ратников:
– Вторуша, ступай по возкам, вели всем мужчинам здесь оставаться… Стой! Всем мужикам, кому больше двенадцати годов. От совсем малых, верно, пользы уже не будет.
Вскоре в чаще застучали топоры. Деревья-беглецы валили вершинами в сторону возможного противника, подрубали макушки, срезали гибкие кончики веток и затачивали оставшиеся жесткие хлысты. В результате бывшая крона превращалась в огромный многозубец, норовящий нанизать на один из своих шипов неосторожно подошедшего человека. Брошенные друг на друга несколько деревьев доводили плотность стены из многозубцев до такой частоты, что человеку было невозможно через них пролезть, даже если ему никто не мешает. Несколько лучников превращали засеку и вовсе в неодолимое препятствие.
Но как раз лучников у беглецов не осталось ни одного. Поэтому приходилось ограничиваться полумерами: валить деревья на высокие пни, перемежать поперечными деревьями. Такой переплетенный и закрепленный завал растащить никак невозможно. Чтобы пройти по дороге, каждое дерево придется рубить на части и по частям убирать, продвигаться дальше на десяток саженей и снова браться за работу. Или прокладывать новую дорогу, вокруг – что тоже занятие непростое. Лошадь через подлесок не пройдет – молодую растительность нужно рубить вдоль будущей тропы на ширину пары шагов, убирать загораживающие путь еловые лапы, близко стоящие деревья. А если рати двигаются с обозами, то вычищать путь придется на ширину двух саженей и корчевать пни. Тоже удовольствие еще то…
Посему каждый мальчишка, злой волей судьбы возведенный в достоинство мужика, работая топором, затачивая и спутывая ветки, пропихивая слеги и хлысты, лелеял надежду, что посмотрят булгары на препятствие – да и плюнут, уйдут. Мучиться не станут. Стоит ли тяжелый труд по расчистке пути той крохотной добычи, которая имеется в обозе несчастных беженцев?
Оставив за спиной три положенных веером завала, мужчины ушли догонять своих уже вечером, шагали всю ночь, благо в лунном свете дорога различалась неплохо.
– Здесь недалече, на месте отдохнете! – подбадривал боярин Вишня. – Считай, уже добрались.
Действительно, на рассвете впереди показались крыши очередного небольшого хутора, стоящего на взгорке посреди огромного пустыря – ни деревца, ни кустика. Сверкающая далеко впереди полоса воды подсказывала, что они оказались в тупике. Идти дальше было некуда, только назад.
– Странное место для починка, – удивился Олег.
– Здесь о третьего года пал был, – пояснил боярин. – Выгорело все до черноты. В позапрошлом году трава появилась. В прошлом – все цвело, ровно в вышивке княжьей. А в нынешнем такое буйство творилось, ровно в кадушку с медом макаешься – ароматы несравненные. Лучшего места для пасеки и помыслить невозможно. Озеро не проходное, но рыбное, леса дичью богаты. Чего здесь не жить? Одна беда – половодье высокое. Посему и лес тут раньше гнилой был, бесполезный. А ныне красота. Правда, иного места для домов, кроме холма этого, не сыскать. Уплывут по весне, затопит.
