В маленькой комнате было четыре человека. Это были женщина, двое мужчин и седая фигура, завернутая в лохмотья, пол которой нельзя было точно определить. Лицо под капюшоном, низко натянутым на лоб, представляло собой лабиринт серых теней и глубоко выкопанных борозд и морщин, а похожая на мешок мантии полностью закрывала тело. Единственное, что казалось живым в этой фигуре, — это глаза. Это были жестокие глаза; узкий, темный, почти без зрачков и наполненный дьявольским огнем.
«Они идут», — сказала женщина. Как и остальные трое, она сидела неподвижно и почти неестественно тихо за круглым столом, который вместе с четырьмя стульями и камином составлял всю обстановку комнаты.
«Сколько?» — спросил один из мужчин.
Это было мгновение, прежде чем женщина ответила. Ее глаза были широко открыты, но внимательный наблюдатель заметил бы, что она не моргнула. И ее взгляд, казалось, никуда не уходил.
«Слишком много», — сказала она через некоторое время. «Сотни. Я … не вижу подробностей. Но они ненавидят».
«Они ненавидят», — зашевелилась седая фигура, и теперь, когда она говорила, можно было услышать, что это была старуха. Из-под лохмотьев ее мантии показалась тонкая, почти исхудавшая рука, легла на стол и поползла к женщине пятнистым пятиногим пауком. Лицо женщины дернулось, когда рука коснулась ее руки, и в последний момент она сопротивлялась искушению убрать руку.
«Ты ненавидишь», — повторила старуха.
«НАС?»
Женщина кивнула. «Да. Но я знаю, что ты хочешь сказать Так не пойдет. Мы не можем использовать их ненависть для нас. Он слишком силен. Кто-то … руководит ими».
В комнате снова воцарилась тишина, только нереальный шепот призрачных голосов стал немного сильнее. Зеленый свет начал мерцать, и отблеск огня в камине распространился по комнате кровью, превращая лица четырех человек в дьявольские гримасы.
«Тогда мы должны бежать», — сказала наконец старуха.
«Слишком поздно», — прошептала женщина. Когда она говорила, ее губы почти не шевелились, а на лбу выступил пот. «Ты … слишком близко. И они приходят отовсюду. Вы почти здесь. — Ее голос задрожал, и в ее словах был слабый оттенок истерии. «У тебя … с собой оружие. И факелы. Они … собираются устроить погром».
Один из двух мужчин встал; так сильно, что его стул упал и разбился об пол. «Тогда почему мы все еще сидим здесь?» — крикнул он. «Надо предупредить остальных и организовать сопротивление! Вы должны просто прийти, эти …»
«Ты дурак, Квентон,» прервала старуху. Ее голос звучал холодно, как будто ей было все равно, что она только что услышала. «Хочешь драться?» Она засмеялась, повернула голову и указала тонкой рукой на дверь. «Тогда иди. Иди и сражайся!» Их сотни, а нам едва исполнилось сорок. Или бегите, если хотите провести остаток своей жизни, уползая, как животное».
Квентон уставился на старую женщину с упорным гневом. «А что, по-вашему, нам делать?» — напряженно спросил он. «Сиди здесь и позволь нам быть зарезанными, как мясной скот? Я лучше умру с пистолетом в руке».
«Мы больше ничего не можем сделать», — спокойно сказала старуха. «Мы могли что-то сделать, если бы заподозрили, что Родерик предает нас. Это слишком поздно сейчас.»
«Родерик!» Квентон издал нечленораздельный звук и сжал кулак. «Вы одержимы своей ненавистью к Родерику. Он ушел, и то, что происходит сейчас, не имеет к нему никакого отношения».
«Дурак», — сказала старуха. «Это все связано с ним. Как вы думаете, почему эти мужчины и женщины едут сюда? Она сердито кивнула на дверь. «Ты пришел, потому что он этого хочет, Квентон. Это он их посылает — а они даже не замечают».
Это сработало на лице Квентона. Его костяшки громко хрустнули, а кулаки сжались в беспомощном гневе. «Даже если бы это было так, — сказал он наконец, — у нас нет причин оставаться здесь». Он уставился на старуху и воинственно выпятил подбородок. «Вы можете подождать, пока они приедут», — сказал он. «В любом случае, я собираюсь достать свою винтовку. И я застрелю любого, кто осмелится ступить в город».
Младшая женщина хотела что-то сказать, но старуха быстро положила руку ей на предплечье и сжала. Женщина молчала.
