Он кое-как причесался, приглаживая щеткой вьющиеся волосы, и пошел в столовую. Пусть и в своем доме, но опускаться до скотского состояния не хотелось.
Внизу, в столовой, его ждала верная Ньями с поварешкой наперевес. Кио в старой ливрее дворецкого стоял у окна и смотрел, как небо сыплет ледяной трухой. То, что падало сверху, таяло на земле, но к вечеру предсказатели обещали легкий мороз и, соответственно, превосходный, качественный гололед.
— Господин Аламар! — спохватившись, Кио отвесил вполне профессиональный поклон.
Нирс-старший так и не признал в нем сына, а потому Кио был просто сыном рабыни. Аламар как-то предлагал ему уйти, но идти Кио было некуда. Разве что в цирк, с его-то экзотической внешностью: от Ньями он унаследовал смуглую, с медным оттенком, кожу, и гладкие темные волосы, которые заплетал в косу, а вот глаза достались от отца, светло-серые, яркие, как и у самого Аламара.
— Ну, всем доброго утра, — пробормотал верховный инквизитор Рехши, — Кио, не топчись там, садись. И ты, Ньями, разливай, что там у тебя сегодня… садись с нами.
— Рагу овощное, господин Аламар, — на тарелку ляпнулась коричневатая субстанция, в которой Аламар смог распознать кусочки моркови и фасоль.
— Отлично, — сказал он, — рагу так рагу.
— И лимонные пирожки к чаю, — добавила Ньями.
— Прекрасно, прекрасно, — рассеянно прокомментировал он, мешая ложкой в тарелке.
Стряпала Ньями превосходно. Даже в тех случаях, когда внешне еда выглядела подозрительно, вкус оставался божественным. Ньями не была виновата в том, что для Аламара все отдавало горечью и каталось на языке сухим пеплом.
— Что тут у вас хорошего случилось, пока я на службе был? — поинтересовался он между делом.
— Приходил посыльный от графа Эверси, просил передать приглашение на бал.
— Да неужели…
Ньями тоже села за стол и теперь степенно ела, отправляя в рот ложку за ложкой.
Аламару же кусок в горло не шел. Всюду была горечь. А еще — отголоски воплей казненной герцогини. Как назло, подул ветер, и прямо в Аламара швырнуло невесомым пеплом. Он давно уже не был сентиментален, и уж конечно, совершенно не боялся сожженных им же людей, но все равно неприятно.
— Вот письмо, — сказал Кио, подавая тонкий розовый конверт.
Аламар молча надорвал его, достал сложенный вдвое листок бумаги. По столовой поплыл сложный аромат дорогих духов.
— Многоуважаемый господин Нирс! Послезавтра будем несказанно рады видеть вас на балу в честь девятнадцатилетия нашей Бьянки, — прочел он вслух и хмыкнул.
Ну надо же. Эверси никак не желал оставить затею выдать за него свою младшую. Ему иной раз хотелось поинтересоваться у самой Бьянки, а что она думает по этому поводу. Каково это, когда родной батюшка жаждет отдать тебя на растерзание полубезумному чудовищу?
— Жениться вам надо, господин Аламар, — с легкой укоризной в голосе сказала Ньями, — пять лет уже прошло. У вас еще будут дети, и дом оживет.
— Ньями, я тебя забыл спросить о том, надо или не надо мне жениться, — процедил он и тут же застыдился. Все же Ньями была ему почти как мать. Да что там, проводила с ним времени куда больше, чем родительница.
— Если это письмо от графа Эверси, то его дочь Бьянка — отличная девушка, — не обращая внимания на его ответ, продолжила Ньями, — она молодая и здоровая, и может нарожать вам кучу таких же здоровых детишек.
— Возможно, — он пожал плечами и отставил рагу, — однако, милая Ньями, я терпеть не могу, когда мне что-то или кого-то навязывают.
Хотел попросить у нянюшки чаю, но потом подумал и поднялся сам. И тут совершил оплошность, схватив изогнутую белую ручку чайника левой рукой. Раздался жалобный хруст, и чайник упал на стол, заливая заваркой белоснежную скатерть.
— Ох, — только и выдохнул Аламар.
Очень часто он не мог рассчитать, с какой силой сжимать механические пальцы. Как результат — раздавленные бокалы, оторванные куски мебели. Ну и вот, последняя жертва, чайник.
— Ничего, ничего, — засуетилась Ньями, — не обращайте внимания, господин Аламар. Это все… мелочи.
— Да, мелочи.
Он взглянул на Кио, опасаясь увидеть на смуглом его лице намек на насмешку, но не увидел ничего, кроме искреннего сострадания.
