Ее уже лет сто никто не приглашал на чай. Похоже, весь шабаш слег с простудой — никто не желал открывать Пачкуле, невзирая на ее жалобные крики и дубасенье в дверь.
Разложив веточки в очаге, Хьюго уселся на пол и сердито выдохнул. Еще одного дня ссор и хозяйкиных бесцельных шатаний по дому ему не вынести.
— Мошет, поколтовать? — предложил он. — Погоготать малек, хмм? Сфарить зелье? Фее фремя тошть, лягушек полно. Префрати пяток-другой ф принцев или еще ф кого.
— Думаешь, мне самой не хочется? Да я мечтаю об этом. Но у нас все основные ингредиенты закончились. В доме ни капли тритоновой тошнотины, а без нее ни одно зелье не сварганишь. Я заходила в «Колдуй, баба, колдуй, дед», но у них, как всегда, шаром покати. «А еще называют себя колдовской лавкой», — так я ему прямо и сказала.
— И фто он отфечать? — поинтересовался Хьюго, терзая коробок спичек размером с самого хомяка.
— Сказал, что они теперь не колдовская лавка, а магазин зонтов. Вывел меня на улицу — и что ты думаешь? Над витриной вывеска «ООО „Зонты Баба-Дед“». Решил сделать деньжат на плохой погоде.
— Ты покупать зонт? — спросил Хьюго.
— Конечно. Дождь же шел!
— Фот и отлично! Прать зонт и идти ф гости! — возопил Хьюго.
— Никто меня не зовет, — сказала Пачкуля, скорбно шмыгнув носом. — У всех простуда. Все дома позапирали, даже Шельма. Вчера я принесла ей чудесную открытку «Поправляйся скорее», так Дадли меня поцарапал и на порог не пустил. Ишь! А она еще называет себя моей лучшей подругой!
— Прафта назыфает? — усомнился Хьюго.
— Ну а то. Она и была моей лучшей подругой. До вчерашнего дня. Теперь она мой злейший враг, чтоб я еще ей хоть слово сказала — да ни в жизнь. И открытку порву, которую я для нее купила. Хотя лучше переправлю «поправляйся» на «отравляйся». Где карандаш?
Она вскочила с кресла, решительно направилась к кухонному столу, вытащила ящик и опрокинула его содержимое на пол. Хьюго обреченно качал головой, глядя, как Пачкуля ползает на карачках, бросает за спину все попадающиеся на пути предметы и бормочет:
— Карандаш, карандаш, где же этот проклятый карандаш?
И вдруг она села, потерла глаза и сказала слабо:
— Ох, Хьюго. Нет, ты только послушай меня. Я все утро на тебя ору. Ору на моего чудного маленького помощника, который всегда так добр ко мне. А теперь собираюсь послать своей лучшей подруге открытку «Скорее отравляйся». Что со мной творится? Я сама не своя.
— Это потому фто ты сидишь фзаперти. Тебе скуфно, фот и фее.
— Ты абсолютно прав, мне до смерти скучно. Мне нужна смена обстановки.
— Ну так сефотня у тебя как раз есть шанс. Ты забыфать, фечером ежемесячное сборище в Непутефом зале, рофно ф семь тридцать? Уфитишь фсех потруг. Поболтать с ними, а?
— Какая ж это смена обстановки. Кому охота выгребаться из дома в такой дождь и тащиться на нудное сборище? К тому же полшабаша небось не придет, учитывая, что бутерброды должна принести Туту. Если б я не была казначеем в этом месяце, вот точно дома бы осталась. Но Чепухинда говорит, надо принести шабашную копилку.
Она посмотрела на кровать. Под ней Пачкуля спрятала (вдруг воры нагрянут?) официальную копилку шабаша (с надписью «ФОНД ШАБАША — НЕ ТРОГАТЬ»), Отличное, кстати, место для тайника. Только совсем уж отчаянный вор отважится шарить под Пачкулиной кроватью.
— Хочет убедиться, что я не спустила общественные деньги, — продолжала Пачкуля слегка обиженно. — По-моему, она мне не доверяет. Не понимаю, с чего бы? В общем, хочется настоящих перемен. Уехать на несколько дней, сбежать от этого чертового дождя…
И тут, словно по сигналу, хлопнула крышка почтового ящика и что-то шлепнулось на коврик у двери. Снаружи послышались удаляющиеся шаги и донеслось немелодичное пение, которое, к счастью, вскоре стихло.
— Ай ты ж красота! — воскликнула Пачкуля и вскочила на ноги. — «Чудесную правду» принесли. Хоть кроссворд погадаю!
И она стремглав понеслась к двери. Но на коврике лежала не газета. А нечто куда более интересное. Глянцевая, сверкающая брошюра весьма неестественно смотрелась в Дебрях-Что-Не-Под-властны-Ни-Одной-Метле (на Пачкулином полу). Маленький, квадратный, солнечный, ярко-синий островок рая посреди океана разрухи.