В те места окрестные жители редко заглядывали. Смотреть там по большому счету было не на что. Сплошь мутная стоячая водица, в которой обитали разве что змеи, червяки и прочие пиявки. Даже лес вокруг болота казался темнее и мрачнее обычного.
Однако Пачкулю это не останавливало. Гремя ведром и поджав губы, она бодро продиралась сквозь колючие заросли ежевики и диких кустарников. Вскоре лес расступился, и она вышла на открытую поляну, вовремя спохватившись, что это и есть начало того самого болота.
Медленными шажочками она стала пробираться вперед. Ботинки ее то и дело увязали в зыбкой трясине, откуда их приходилось тащить со смачным чавканьем. Они были велики ей на два размера и к тому же без шнурков, так что Пачкуле приходилось прилагать усилия к тому, чтобы удерживать их на ногах.
Кое-как пристроившись на травянистой кочке и с трудом сохраняя равновесие, Пачкуля приготовила ведро и зачерпнула половником болотной трясины.
Здесь, однако, события приняли неожиданный поворот. Пачкуля не знала, что как раз в этом болоте проживала одна ее знакомая Жаба. Та самая, что однажды провела вечер у нее дома, сидя по уши в жидком кляре и готовясь стать основным блюдом Пачкулиного ужина.
Пачкуля успела давно об этом позабыть. Но Жаба помнила.
Она как раз подремывала на склизком камушке, наслаждаясь тишиной и спокойствием, когда из леса вдруг на всех парах вылетела Сумасшедшая Старушенция, та самая, что посыпала ее мелко нарезанной петрушкой, запихивала в кастрюлю с серой жижей и била поварешкой по голове каждый раз, когда она порывалась вынырнуть оттуда, чтобы глотнуть воздуха.
Нет, Жаба ничего не забыла.
Она с удовлетворением разглядывала исцарапанные ежевичными колючками руки Сумасшедшей Старушенции, ободранные коленки и разодранную в клочья одежду, что говорило о том, что дорога к болоту далась ей нелегко.
Жаба была на седьмом небе от счастья, наблюдая за тем, как Старушенция с трудом пробирается к центру болота, то и дело теряя равновесие и явно чувствуя себя не в своей тарелке.
Ведро — ржавая помятая железяка — Жабу нисколько не заинтересовало, а вот половник пришелся бы ей очень кстати!
Старушенция подбиралась все ближе и ближе, а Жаба затаилась и выжидала, давясь от рвущегося наружу смеха, как это часто бывает во время игры в прятки, когда водящий уже вплотную подошел к месту, где вы прячетесь, но еще вас не видит.
— АГА, ПОПАЛАСЬ! — пронзительно завопила Жаба, оттолкнулась от склизкого камня, взлетела высоко вверх и со всего размаху плюхнулась Пачкуле на спину аккурат промеж костлявых лопаток.
— ААААА! — в свою очередь, завопила Пачкуля, размахивая во все стороны руками наподобие ветряной мельницы и пытаясь сохранить равновесие.
Впрочем, это ей не помогло. В последний момент, уже летя вниз, она в отчаянии попыталась ухватиться за росший поблизости камыш, но он оказался слишком тонок, чтобы выдержать ее вес, и был попросту вырван с корнем. Пачкуля в последний раз неуклюже взмахнула руками, выскользнула из своих ботинок и головой вперед нырнула прямиком в болотную трясину. На лету она выпустила из рук ведро, и то, в свою очередь, с громким хлюпом погрузилось в трясину вслед за ведьмой.
Половнику же посчастливилось избежать подобной участи благодаря Жабе, которая, воскликнув «Опля!», ловко подхватила его на лету за длинную ручку. Со злорадной ухмылкой Жаба принялась ждать, когда же Пачкулина голова покажется наконец над поверхностью трясины. И как только это случилось, Жаба размахнулась половником и со всей силы треснула ведьме по затылку, а потом еще раз и еще.
— Бац, — приквакивала она с каждым ударом. — Бац-бац-бац! Вот тебе! Ну как, нравится?
— Эй! Ты что, сдурела? Прекрати немедленно, слышишь, глупая ты тварь? Я подам на тебя в суд за нанесение тяжких телесных повреждений! Я…
Буль-буль-буль… (Обычно именно так разговаривают все, кому приходится тонуть в болоте. А впрочем, попробуйте как-нибудь, возможно, у вас выйдет и по-другому.)
— А ты меня зачем била? — проквакала порядком вспотевшая Жаба. — Сначала ты меня, теперь я тебя. А ну, живо иди на дно! Бац-бац-бац!
