— Ну и что? Лучше поздно, чем никогда! — Пушок надул щеки. — Пойдемте ужинать к Марьяне!
— Тебе бы только пожрать, проглот, — фыркнула Тайка. — Думаешь, вытьянка обрадуется голодным гостям на ночь глядя?
— Вообще-то она говорила, мол, приходите, когда хотите. На пироги с ревенем, — Никифор мечтательно вздохнул.
— Да вы сговорились, что ли? Мои пироги вам, значит, не нравятся?
Тайка поджала губы, а домовой, переглянувшись с Пушком, поспешил заверить:
— Нравятся, хозяюшка. Когда они есть. Вот только сейчас — нету. Да и с ревенем ты почему-то не печешь…
Сердиться, глядя в эти честные глаза, было решительно невозможно, и Тайка махнула рукой:
— Ладно, уговорили. Идем! Но только давайте без глупостей там. Особенно ты, троглодит пернатый!
Коловерша поднял взгляд к потолку и сделал вид, что эти слова к нему никоим образом не относились.
* * *
Марьяна и в самом деле обрадовалась гостям, захлопотала, забегала:
— Как я рада! Пришли, как чуяли — прямо к ужину подоспели. Проходите, садитесь. Чайку?
— Да, пожалуй, — пробасил Никифор, вытирая ноги о коврик. — А у вас тут уютно стало, как я погляжу.
Домовой не покривил душой: заброшенный дом все меньше походил на заброшенный. Куда-то подевалась вся пыль и паутина, на окнах красовались новенькие занавески, в очищенных от зелени медных подсвечниках горели свечи и пахло вовсе не грибами и плесенью, а терпким печным дымком.
Арсений был трезв, умыт и обряжен в праздничную косоворотку. Он сидел за столом (скатерть тоже была непривычно чистой) и вытирал тарелки вышитым рушником.
— Никак у дома хозяева объявились? — Тайка повесила куртку на гвоздик.
— Приезжали, приезжали, — Сенька закивал, улыбаясь. — Посмотрели тут все, языком поцокали. Следующим летом уже въезжать собираются. А пока говорят — ремонт!
Его лицо сияло, будто солнышком приласканное. Даже веснушки на носу проглянули.
— Пожалуйте к праздничку! — он потянулся к бражке и, получив подзатыльник от Марьяны, завопил: — Да отстань, косматая! Я ж не для себя!
— Смотри у меня! — Вытьянка поставила на стол блюдо с пирогами: не какими-нибудь, а с ревенем.
— А где Яромир? — Тайка завертела головой. — И Радмилы что-то не видать…
Марьяна вмиг помрачнела:
— А пес его знает. Он в последнее время какой-то смурной ходит. Вот опять с утра взял Вьюжку и усвистал куда-то. А Радмила у себя сидит вместе с Джулькой. Та ее вроде как охраняет, но, по-моему, просто спит.
— Птичка наша совсем нелюдимой стала, — поддакнул Сенька. — Не ест, не пьет, все в окошко глядит. Тоскует, видать.
— О чем тоскует? — Пирожки пахли так аппетитно, что у Тайки заурчало в животе.
— А кто ее знает? Она ж не говорит, — Марьяна пожала плечами. — Да вы садитесь, кушайте, гости дорогие.
Дорогих гостей дважды уговаривать не пришлось: набросились на еду, будто прибыли из голодного края. Что ни говори, а пироги у вытьянки были и впрямь отменные. Почти как у бабушки.
Впрочем, веселое застолье продолжалось недолго. Тайка едва успела потянуться за третьим пирожком, как сверху послышался звон разбитого стекла, оглушительный собачий лай, а потом и забористая ругань. Голос принадлежал Яромиру, которого вроде как и дома-то не было.
Тайка опрометью рванула по шаткой лесенке, на ходу доставая пузырек с водой, заговоренной против всякой зловредной нечисти. За ней следом топотал Никифор с кочергой наперевес. Над головой слышался воинственный клекот: значит, Пушок тоже не отставал.
Они влетели в спальню, едва не сорвав с петель хлипкую дверь. Внутри царил хаос: весь пол был усыпан осколками, пустая оконная рама, поскрипывая, раскачивалась на ветру, в воздухе кружились перья из разодранной подушки, под потолком отчаянно металась несчастная Радмила, Джульетта и Вьюжка хором лаяли, надрывая голоса… а в самом центре комнаты стоял встрепанный Яромир, крепко держа за шкирку извивающуюся рыжую лисицу. Ту самую.
— Что здесь происходит?! — Тайка сама не ожидала, что может так грозно рявкнуть.
Горлица села ей на плечо, что вызвало возмущенный вопль Пушка. Он-то считал, что это место по праву принадлежит только ему.
Рыжая плутовка обмякла в руке дивьего воина, свесив язык, — видать, сочла за лучшее притвориться мертвой. Яромир не поверил: встряхнул рыжую тушку и хищно усмехнулся, глядя на Тайку:
