Подобная проблема проявляется во многих неврозах, а не только в неврозе, характерном для комплекса puer aeternus. Она весьма серьезна, и мое отношение к ней парадоксально: до тех пор пока могу, я веду общение с человеком, рассчитывая на то, что он сможет совладать с собой с помощью разума, поскольку в этом состоит единственная возможность его спасения. Тем не менее, если мои ожидания не оправдываются, и он не может или не хочет ничего с собой делать, я меняю отношение к проблеме и говорю, что в данном случае она не имела решения — положение вещей изменить было невозможно. Иначе велика вероятность впасть в ощущение неадекватного психологического превосходства: человеку может стать хуже, он может умереть от болезни или погибнуть от несчастного случая, а ты заключаешь, что это произошло потому, что пациент не осознал свою проблему, и это его вина в том, что у него такая злая судьба.
На мой взгляд, подобная позиция отвратительна. Ни у кого нет права поступать так. Природа мстит по-своему. Если человек не может решить свои проблемы, его, как правило, настигает кара в виде тяжелой болезни или несчастного случая. Однако никто не смеет ему на это указывать и выводить из трагедии мораль. На мой взгляд, в таких случаях стоит остановиться и принять другую гипотезу: пациент не мог решить своих проблем потому, что его психическая структура имела изъяны, и исцеление оказалось невозможным. Но до тех пор пока трагедии не произошло, лучше принять первую установку и постараться создать атмосферу, вселяющую надежду на исцеление, самому верить в то, что в определенной мере свобода воли все же существует. В жизни есть много примеров того, как люди неожиданно брали себя в руки и обращали разум на борьбу со своим неврозом и, в конечном счете, им удавалось вырваться из тисков болезни.
Называйте это как угодно — чудом или правильным отношением человека к себе, но теологи в таких случаях говорят, что на человека снизошла милость Божья. Что же его спасло: его собственная добродетель или Божья благодать? На мой взгляд, здесь можно столкнуться с противоречием и оказаться в тупике парадокса.
В случае с Сент-Экзюпери мы имеем дело с особой формой невроза. На протяжении всей истории о Маленьком принце нас тревожит один тяжелый нерешенный вопрос: мы чувствуем, что в течение всего повествования постоянно что-то происходит не так, не совсем правильно. Но никто не знает, была ли вина Сент-Экзюпери в том, что он не мог побороть недуг. Была ли с самого начала какая-то причина, которая помешала ему справиться с неврозом?
Замечание с места: Однако Юнг утверждает, что в коллективном бессознательном не может быть никакой болезни, а значит, если Самость является архетипом, то, на мой взгляд, она не может быть дефектной.
Полностью с вами согласна. С моей точки зрения, если Самость и выглядит дефектной, то это происходит вследствие неправильной установки Эго. Объективно сама по себе она не может быть неполноценной, именно поэтому я не могу принять идею ущербной Самости. Если Эго способно меняться, обязательно меняется и что-то еще. Таким образом, если изменяется эго-установка, символы Самости становятся позитивными. Именно это мы можем наблюдать на практике. Если человек получил возможность проникнуть во внутреннюю суть (insight) собственной личности, то все его бессознательные реакции (constellation) меняются. Мои оппоненты могут возразить, что один человек благодаря Самости может измениться, а другой нет. Но это уже замкнутый круг.
Что касается темы нашей встречи, я постараюсь представить двойственную трактовку образа ребенка — и как инфантильную Тень, и как Самость. Затем мы попытаемся выяснить, в каком случае какая интерпретация является соответствующей. Это означает, что весь материал мы будем интерпретировать с двух точек зрения, чтобы постараться лучше осветить проблему.
Предположение о том, что мальчик, которого Сент-Экзюпери встретил в пустыне, является инфантильной Тенью, очень легко доказать — ведь Маленький принц оказался единственным, кто понял историю о слоне и удаве. Безусловно, ребенок — отражение переживаний детства. Известно письмо Сент-Экзюпери к матери, написанное в 1935 г. незадолго до его смерти. Он пишет, что только в воспоминаниях о детстве черпает живительные силы. Например, он помнит запах рождественских свечей. Он пишет, что душа его истощена, и он умирает от жажды.
