Восемьдесят семь лет тому назад семейство Тук пришло с востока, из дальних краев. Они искали где поселиться. В те времена лес был совсем не тот, что сейчас: сплошные заросли без конца и края — точно, как рассказывала бабушка. Туки решили: вот только они выйдут из этого леса, вот только деревья закончатся, и они тут же осядут и построят ферму. Но деревья все не кончались. И когда Туки добрели туда, где лес остался еще сейчас, и свернули с тропы для привала, то случайно наткнулись на чистый источник.
— Там было так уютно, — вздохнул Джесс. — Совсем как сейчас. Солнечная поляна, большое дерево с узловатыми корнями… Мы остановились и все напились из родника, даже лошадь.
— Нет, — перебила Мэй. — Не все. Кошка не пила. Это важно.
— Точно, — кивнул Майлз, — это важно. Мы все, кроме кошки.
— Ну так вот, — продолжал Джесс, — вода на вкус оказалась… какая-то странная. Но мы остановились на ночь. И па вырезал на стволе букву «Т» — в знак того, что мы здесь побывали. А потом мы пошли дальше.
Наконец они выбрались из леса, на много миль западнее, обнаружили маленькую деревеньку и обзавелись своим хозяйством.
— Мы поставили дом для мамы и папы, — сказал Майлз, — и хибарку для нас с Джессом. Мы надеялись, что вскоре обзаведемся своими семьями и построим дома и себе.
— Вот тогда-то мы в первый раз и заметили какую-то странность, — вставила Мэй. — Джесс упал с дерева…
— Я взобрался до середины, — перебил Джесс, — хотел спилить ветки потолще, прежде чем мы его срубим. Но потерял равновесие и упал…
— И грохнулся прямо головой оземь, — добавила Мэй, содрогнувшись. — Мы были уверены, что он свернул себе шею. Но парень остался целехонек!
— А затем, — продолжал Майлз, — однажды на закате пришли охотники. Наша лошадь паслась под деревьями, и они ее застрелили. Решили, мол, что это олень. Представляешь? Но вся штука в том, что они ее не убили. Пуля прошла насквозь, но даже следа не осталось.
— А потом па укусила змея…
— А Джесс съел ядовитую поганку…
— А я сильно поранилась, — сказала Мэй. — Помните? Когда резала хлеб.
Но даже не это было самое странное. Они работали у себя на ферме, обустраивались, обзаводились друзьями. Прошло десять лет, потом еще двадцать, и в конце концов Туки были вынуждены признать ужасную правду: время шло и шло, а они оставались прежними, ни чуточки не старея.
— Мне было уже за сорок, — вздохнул Майлз. — Я был женат. У меня было двое детей. Но выглядел я все на те же двадцать два. Наконец моя жена решила, что я продал душу дьяволу Она меня бросила. Уехала и детей с собой забрала.
— Хорошо, что я так и не женился, — вставил Джесс.
— И с друзьями так же вышло, — добавила Мэй. — Все от нас отшатнулись. Пошли толки о колдовстве. О черной магии. Не стоит слишком винить их, но нам пришлось в конце концов бросить все наше хозяйство. Мы даже не представляли, куда податься. И двинулись обратно, откуда пришли, тем же путем, как бродяги. Будто цыгане какие-то. Когда мы добрались сюда, все уже, конечно, изменилось. Деревьев стало гораздо меньше. Но зато появились люди и новая деревня — Лесная Прогалина. И дорога уже была — правда, тогда это была, скорее, просто коровья тропа. Мы свернули в лес — сколько там от него осталось — и стали искать место для привала. Добрались до той поляны с деревом и родником и тут все вспомнили.

— А вот там все осталось прежним, точь-в-точь, как мы сами, — подхватил Майлз. — Спросишь, как мы это поняли? Па вырезал на дереве букву «Т», еще за двадцать лет до того, помнишь? Так вот, знак остался на том же месте. Дерево ни чуточки не выросло за все это время. Совсем не изменилось. И отметина была такой же свежей, словно па только что ее вырезал.
Потом они вспомнили, как пили воду из родника. Ее пили они… и лошадь. А кошка не пила. Она прожила долгую и счастливую жизнь на ферме, но десять лет назад умерла. И тогда все решили: в том, что они нисколько не изменились за все это время, виноват родник.
— И когда мы все это поняли, — продолжала Мэй, — Тук… это мой муж, Ангус Тук… так вот, он сказал, что должен убедиться раз и навсегда. Взял свой дробовик, направил на себя, как сумел, и спустил курок — мы и глазом моргнуть не успели.