Симона, который сконцентрировал внимание на дороге, сказал, обернувшись:
— Мы на полпути к вершине. Это час езды.
Все содрогнулись. Ого! Через час мы будем на перевале, а потом придется спускаться! И не поможет нам никакая скорость! Нас неизбежно настигнет лавина бешеной воды!
Час прошел, но ничто не изменилось. Мы уже видели высшую точку хребта, как вдруг раздался сильнейший удар и лимузин круто занесло; казалось, он вдребезги разобьется на откосе дороги. В тот же миг позади вздулся огромный вал, устремился на приступ, на мгновение завис и обрушился пенной массой на автомобиль… Итак, мы погибли?
Нет! Вода отступила, кипя от возмущения, а мотор вдруг взревел, увеличив обороты, и машина рванула вперед, ускользнув из-под удара следующей волны.
Почему вдруг резко возросла скорость? Отчаянный крик Анны Рэлей все объяснил: бедняжка увидела, что ее муж больше не цепляется за рессоры. Видимо, прибой смыл несчастного, и облегченному автомобилю удалось одолеть подъем.
Внезапно машина резко затормозила.
— Что такое? — спросил я Симона. — Авария?
Даже в таких трагических обстоятельствах Симона сохранил профессиональную гордость; он с пренебрежением пожал плечами, давая понять, что авария — невозможная вещь для шофера его класса, и без лишних слов показал рукой на дорогу. Причина остановки стала мне ясна.
Дорога была перерезана менее чем в десяти метрах от нас. «Перерезана» — точное определение: как будто кто-то рассек ее ножом. А за острым краем открывалась темная бездна.
Мы растерянно обернулись, уверенные, что пробил наш последний час и ненасытный океан поглотит нас через несколько секунд…
Неутешная Анна и ее дочери рыдали; мы же, как это ни кощунственно звучит, вдруг испустили единый крик радостного удивления: вода отказалась от наступления, а точнее, прекратила опускаться земля. Очевидно, недавний толчок был последним проявлением чудовищного природного катаклизма. Океан остановился, линия прибоя виднелась в сотне метров ниже той точки, где замер автомобиль, похожий на запыхавшегося от быстрого бега зверя.
Усталые до предела от пережитого, мы растянулись друг подле друга на каменистой почве, и думаю, Бог простит меня за то, что я заснул!
* * *
Я проснулся, вздрогнув от устрашающего шума. Который час? Неизвестно. Ясно лишь, мы еще погребены в ночном мраке.
Шум исходил из бездны, в которую провалилась дорога. Что случилось? Я мог поклясться, что туда низверглись водопады и происходила гигантская битва волн и потоков. Да, все было именно так. Брызги пены долетали до нас и покрывали водяной пылью.
Затем понемногу воцарилось спокойствие… Возвратилась тишина… Небо побледнело… Утро.
* * *
Какое мучение — медленное осознание своего ужасного положения! Сначала были различимы только ближайшие окрестности; но постепенно обзор расширялся, словно обманчивая надежда приподнимала одну за другой бесконечное множество легких завес; и наконец настал час, который рассеял последние иллюзии — мы на острове. Со всех сторон плещется море. Еще вчера мы находились среди горных вершин, многие из которых превосходили по высоте нашу; эти вершины по совершенно непонятным причинам исчезли, осталась одна-единственная. Мы стоим на клочке тверди в центре огромного круга, очерченного горизонтом.
Одного взгляда хватило на исследование всего островка, где только чудо предоставило нам убежище. Да, он совсем невелик: от силы тысяча метров в длину и пятьсот в ширину. К северу, западу и югу от его верхней точки, приподнятой над волнами едва ли на сотню метров, идут пологие склоны. На востоке же — отвесный утес.
Именно в ту сторону обратились наши взоры. Раньше здесь громоздились горы, а за ними лежала Мексика. Какое преображение пейзажа за одну короткую весеннюю ночь! Горы и Мексика исчезли под водой! На их месте бесконечная водная пустыня! Объятые ужасом, все посмотрели друг на друга. Мы в ловушке, без продуктов, без воды, на голой узкой скале. Нет ни малейшей надежды на спасение. В отчаянии мы опустились на землю, ожидая смерти.
* * *
На борту «Вирджинии». 4 июня.
Что произошло с нами в следующие дни — не помню. Скорее всего, я полностью потерял сознание и очнулся только на корабле, подобравшем нас. Только тогда я узнал, что мы провели на островке целых десять дней. Уильямсон и Роулинг скончались от голода и жажды. Из пятнадцати человек, оказавшихся на моей вилле в момент катастрофы, осталось в живых только девять: мой сын Жан, воспитанница Елена, шофер Симона, потерявший своего железного четырехколесного друга, Анна Рэлей и две ее дочери, доктор Бетерст, профессор Морено и, наконец, автор этих торопливых строчек.
