— Объясните мне, Элла. Я хочу разделить ваши печали.
Она дрожала.
— Вы знаете служителей погребения, тех, что появляются в доме, когда умирают люди?
— Да, Элла.
— И вот, в похоронных бюро, у Джимбела, к примеру, или Блумингдэйла, живут, так же как и здесь.
— Но чем они могут жить в похоронном бюро?
— Об этом я ничего не знаю. Туда посылают умерших для бальзамирования. О! это омерзительные существа. Даже здешние их очень боятся. Но когда кто-нибудь умирает, или сюда забирается какой-нибудь несчастный грабитель, тогда…
— Тогда? Продолжайте.
— Тогда вызывают Черных Людей.
— Божественная доброта.
— Да, в этом случае появляются Черные Люди… можно сказать, порождение тьмы. Один раз я их видела, это было ужасно.
— Что они делали?
— Они вошли и взяли умершего или несчастного грабителя. При себе у них имелся воск и различные инструменты. А после них на столе остался лежать манекен. В таких случаях наши надевают на него платье или купальный халат и смешивают с другими восковыми фигурами. И потом нельзя узнать что произошло.
— А они, эти манекены, не тяжелее, чем настоящие? Можно было бы отличить…
— Нет, не тяжелее остальных. Думаю, очень многие люди исчезли таким образом.
— О! Боже, и они хотели сделать это с вами, когда вы были маленькой?
— Да, и спасла меня миссис Вандерпант, сказав, что я буду ее служанкой.
— Я не люблю этих людей, Элла.
— Я тоже. Мне так хотелось бы увидеть птицу!
— Почему же вы не пойдете к вольере?
— Это совсем другое. Я хочу увидеть птицу, сидящую на ветке, покрытой листьями.
— Элла, нам нужно встречаться почаще. Приходите сюда, чтобы поболтать. Я буду вам рассказывать о птицах, ветках и листьях.
1 мая. — Уже несколько ночей подряд магазин охвачен лихорадкой: шепотом говорят о большом собрании, которое будет иметь место у Блумингдэйла. Итак, сегодняшняя ночь — великая ночь.
— Все согласны? Мы отправляемся ровно в два часа.
Роскоу был назначен, или сам себя назначил, моим то ли гидом, то ли телохранителем.
— Роскоу, я еще желторотый. Я боюсь улиц.
— Глупости! Бояться нечего. Мы покинем магазин тайком в два или три часа, подождем на тротуаре, пока не подойдет такси, в которое мы и сядем. Вы никогда, в прежнее время, не выходили ночью из дома? Если да, то вы нас, несомненно, встречали.
— Бог мой, конечно, и я часто спрашивал себя, откуда вы появляетесь? А вы выходили из магазина Брасей! Но, Роскоу, у меня горит лоб. Мне трудно дышать. Я боюсь подхватить насморк.
— Тогда вам лучше остаться. Вся наша встреча будет испорчена, если случится злосчастное чихание.
Я рассчитывал на их неукоснительный и строгий этикет, основанный большей частью на боязни быть обнаруженными, и оказался прав. Вскоре все они исчезли, словно листья, унесенные ветром. Я немедленно переоделся во фланелевые брюки, элегантную спортивную рубашку, обул парусиновые туфли — последние новинки. Нашел тихое местечко, подальше от нескромных взглядов ночного сторожа. Там, в протянутой руке одного манекена, пристроил прекрасный папоротник, взятый в цветочном киоске. Его можно было принять за свежий весенний кустик. Ковер по цвету напоминал песок на берегу озера. Белая как снег скатерть, пирог украшен вишней. Осталось только представить озеро и найти Эллу.
— Бог мой, Чарльз, что это значит?
— Я поэт, Элла, а когда поэт встречает такую девушку, как вы, он тут же думает о загородном пикнике. Видите это дерево? Назовем его — наше дерево. Вот озеро — самое прелестное озеро, какое только можно вообразить. Вот трава, а вон цветы. А также птицы, Элла. Вы мне говорили, что любите птиц.
— О! Чарльз, вы чересчур любезны. У меня ощущение, что я слышу, как они поют.
— А вот наш завтрак. Но прежде ступайте за скалу посмотреть, что там есть.
Я услышал, как она вскрикнула от радости, увидев летнее платье, которое я приготовил для нее. Когда она вернулась, весна улыбалась ей, а озеро блестело ярче.
— Элла, давайте завтракать. Давайте развлекаться. Давайте купаться. Я стараюсь представить вас в одном из этих новых купальных костюмов.
— Чарльз, лучше сядем и поговорим.
Мы сели и принялись болтать. Время проходило как сон. Мы могли бы сидеть так часами, забыв обо всем, если бы не паук.