– Я еще кое-как перебиваюсь, – ответил Минхотеп на участливый вопрос Тутмоса. – Гробницу Рамосе я закончил. И как раз вовремя. Вскоре после нашей последней встречи старый верховный сановник переселился в свое вечное жилище. Кое-что еще пришлось мне сделать для его сыновей. В общем, живу только мелкими заказами, так что подмастерьев держать я больше не в состоянии. Ты спросишь: почему я распустил их и не прислал к тебе? Ты думал, все это так просто, Тутмос? Прибыли царские писцы и забрали всех, кто был свободен от работы в городе мертвых. И так как они не нашли достаточного количества людей, то стали насильно забирать подмастерьев. Их послали туда, где в них нуждались; большая часть уехала в Ахетатон, но некоторые и в другие места, где начинали строить храмы лучезарному богу. Я так и не знаю толком, куда попали мои подмастерья.
Минхотеп произвел на Тутмоса впечатление человека, крайне уставшего и изможденного. Тутмос с трудом узнавал его. Неужели это тот самый Минхотеп, у которого на языке всегда вертелось веселое словцо, который спорил с Иути, воюя с его устарелыми взглядами? Что с ним стряслось? Теперь он и сам не понимает времени, в котором живет.
– Минхотеп, – сказал Тутмос, – теперь я главный скульптор. Царь недавно даровал мне это звание. И мне нужен мастер. Старательный и надежный человек. Человек, который умеет работать так, как того требует царь. Дом для него уже построен! И он достаточно велик для того, чтобы вместить большую семью! Ты никого не можешь мне порекомендовать?
Скульптор долго молчал. Тутмос терпеливо ждал. Он понимал, что торопить собеседника ни к чему.
– Ты сделал мне хорошее предложение, – ответил наконец Минхотеп, – но я надеюсь, что ты не сразу потребуешь ответа? Прежде я хочу тебе кое-что показать. Пойдем со мной!
Они идут молча. Солнце печет еще в полную силу, и Минхотеп шагает медленно, часто останавливаясь и вытирая пот со лба. Он почти все время молчит и только изредка отвечает Тутмосу односложными «да», «нет» или «не знаю».
Они спустились по дороге к реке. Неожиданно – они не успели еще достичь берега – раздался звук чьих-то тяжелых шагов. Минхотеп схватил Тутмоса за руку и затащил в боковой проулок.
– Это патруль, – сказал он тихо, – пусть они лучше пройдут.
– Почему ты так их боишься? Разве у тебя не чиста совесть?
– Нет, не в этом дело. Но… все-таки лучше с ними не встречаться!
На реке Минхотеп отвязал лодку. Он хотел сам сесть за весла, но Тутмос не разрешил ему этого, посадив мастера за руль. Молодой скульптор греб сильными взмахами весел.
– Интересно, как живут мои друзья? – спросил он через некоторое время. – Я имею в виду семью рыбака, дом которого стоял неподалеку отсюда.
– Ты напрасно ищешь этот дом. В прошлом году, когда река разлилась особенно широко, его унесло. Но твои друзья не пострадали. Они покинули свой дом еще раньше и переселились на другой берег реки. Хеви теперь большой человек! Я слышал, что он стал надзирателем над людьми, которые снабжают царский двор рыбой и водоплавающей птицей, и что его младший сын посещает Дом для учения, где учится писать.
Тутмосу было очень приятно это слышать, но он не показал своей радости, заметив, что эти слова Минхотеп произнес с горечью в голосе. Он замолчал и не обмолвился ни словом, пока они не причалили к восточному берегу.
Им не пришлось искать места для причала. Берег, у которого даже большой корабль в прежние времена не всегда мог сразу пристать, теперь был пуст. Они вышли из лодки, и Минхотеп направился в сторону Дороги процессий. Сфинксы по бокам ее не произвели на этот раз на Тутмоса такого впечатления, как тогда, когда он их увидел впервые.
Дорога привела их к пилонам, охраняющим вход в северное святилище Амона. Стражники не преградили им путь. На мачтах возле ворот больше не развевались флаги.
– Печально все это выглядит, – сказал Тутмос, – мачты словно деревья, потерявшие листву!
– Меня удивляет, что эти мачты вообще остались стоять. Ведь царю нужно много дерева!
С этими словами Минхотеп пересек двор храма. Тутмос нерешительно последовал за ним.
Колонный зал выглядел как лес, в котором успел уже потрудиться топор. Многие из каменных столбов были опрокинуты, а каменные плиты, которые они поддерживали когда-то, валялись рядом разбитыми.
