Никогда Тутмос не видел молодого царя так близко, чтобы запомнить черты его лица. Разве мог простой подмастерье попасть в царский дворец? Разве мог подмастерье скульптора оказаться недалеко от царя, когда Добрый бог появлялся перед народом?
Но сейчас, когда он воспроизводит штрих за штрихом голову статуи, Тутмосу кажется, что в его сознании запечатлеваются черты лица фараона и его мудрость. Эти внимательные глаза будто бы не видели ничего около себя взгляд их был устремлен вдаль. На чувственных губах – страдание и печаль. В сильно выдающемся вперед подбородке угадывалась несокрушимая воля, и в то же время его округлость выражала скрытое стремление к ласке. Разве так выглядит любой царь? Добрый бог? Нет, так выглядит не любой царь, а именно этот! Он выглядит как живой!
Тутмос настолько увлекся своим занятием, что не слышал звука приближающихся шагов. Он испуганно вздрогнул, когда чья-то рука опустилась ему на плечо. Только сейчас он понял, что натворил.
Ведь он самовольно убежал, бросив работу! Он прокрался туда, куда вход ему был запрещен! К тому же он пытался зарисовать то, что, может быть, навсегда должно остаться скрытым от его взгляда!
Тутмос оцепенел и не мог произнести ни слова. Он со страхом ждал, что в следующий момент тяжелая рука, лежащая у него на плече, сбросит его на пол.
Но вот рука стоявшего сзади незнакомца ослабла. Он взял у юноши рисунок и сказал:
– Смотрите! Вот усердие, достойное похвалы! Никакой полуденный зной не мешает ему упражнять свою руку! Когда другие спят, он рисует – и как рисует! Не каждый из вас понял так быстро, что от нас требует царь!
И тут Тутмос увидел, что он окружен большой группой мужчин, молодых и старых. Они рассматривали его с головы до ног – с некоторой завистью, удивлением и любопытством.
– В какой мастерской ты работаешь? Ты разметчик надписей или художник?
Тутмос, собрав все свое мужество, обернулся и тихо ответил:
– Нет, я каменосечец.
– Но я никогда тебя раньше не видел! – удивился мужчина. – Наверное, ты прибыл сюда из каменоломни вместе с другими каменосечцами, которых я просил мне прислать?
– Нет, господин! Я работаю не здесь… Мой мастер – Иути… Мы живем на той стороне, на западном берегу реки, недалеко от города мертвых…
Тутмос произнес эти слова, опустив глаза, и так тихо, что их смог расслышать только человек, стоявший перед ним. Мальчик был совершенно уверен, что сейчас произойдет нечто ужасное.
Может быть, его с руганью выгонят отсюда? А может быть, они свяжут его и поведут к судье? Чего хорошего можно теперь ожидать, раз он так провинился?
Однако ничего подобного нe произошло. Мужчина, разговаривавший с Тутмосом, некоторое время рассматривал рисунок, а потом спросил:
– Как тебя зовут?
– Тутмос.
– Так вот, Тутмос! Не хочешь ли ты работать у меня? Ты не останешься каменосечцем, а будешь делать наброски и рисунки! Иути найдет себе другого помощника и как-нибудь обойдется без тебя!
Предложение было настолько неожиданным для юноши, что он не мог вымолвить ни слова.
– А может быть, – продолжал незнакомец, – ты сын Иути?
– Нет, я не сын Иути, я его раб! – быстро ответил Тутмос.
– Ничего… это мы как-нибудь уладим. Всего лишь несколько медных дебенов…
– Нет, господин, это невозможно, – возразил пришедший в себя Тутмос. Иути значит для меня гораздо больше, чем просто хозяин, – он мне дороже отца. Однажды он спас мне жизнь. За все, чем я стал, что я умею, я обязан только ему. К тому же он уже очень стар и у него нет других помощников.
– Так, значит, ты не хочешь работать с нами? Нет? А жаль!
Мужчина отдал Тутмосу рисунок, повернулся и ушел. Остальные мастера один за другим тоже отошли от юноши.
Тутмос остался один, все еще не понимая, что с ним произошло. Вокруг шла работа, слышался шум, возгласы людей, уже не обращенные к нему. Тутмос сжимал в руках плитку с рисунком. Неужели он так хорошо получился, что даже заслуживает похвалы? А доволен ли он сам? Рядом с юношей возвышалась большая статуя царя во весь рост. Она отбрасывала гигантскую тень на пол храма. Какая длинная тень! О небо, сколько же прошло времени? Что скажет старый мастер?
