По подсказке иезуитов Арсений предложил изумленному собору возвратить на патриарший престол патриарха и господина Иова. Постановление приняли, держа в уме, что Дмитрий-то и впрямь Дмитрий, коли не боится возвратить Иова из Старицы. Иов Гришку Отрепьева в келии у себя держал.
Назавтра же, поразмыслив, дружно согласились с тем, что патриарх слаб здоровьем, стар, слеп и что покой ему во благо.
Вот тогда и пришел к царю архиепископ Астраханский Феодосий, сказал ему при слугах его:
— Оставь Иова тем, кем он есть от Бога! Не оскорбляй церкви нашей самозваной волей своей, ибо благоверный царевич Димитрий убит и прах его в могиле. Ты же есть Самозванец. Имя тебе — Тьма.
Дмитрий Иоаннович выслушал гневливое слово серьезно и печально.
— Мне горько, что иерарх и пастырь слеп душой и сердцем. Слепому нельзя пасти стадо. Возьмите его и отвезите в дальнюю пустынь, под начало доброго старца. Может, прозреет еще.
Столь мягкое и великодушное наказание лишний раз убедило Собор в природной зрелости государя. А потому, радостно уступая монаршей воле, 24 июня патриархом единогласно был избран и поставлен по чину архиепископ Игнатий.
Теперь Дмитрию Иоанновичу можно было, не трепеща сердцем, совершить обряд венчания на царство.
Венчался Дмитрий на царство 30 июля 1605 года в день заговенья на Успенский пост.
Мнимый дядя царя Михаил Федорович Нагой был пожалован в сан Великого Конюшего. Боярские чины получили трое племянников из Нагих, двое Шереметевых, двое Голицыных, Долгорукий, Татев, Куракин, Кашин. Чина окольничего удостоились дьяки Афанасий Власьев и Василий Щелканов, Филарет, старший из Романовых, был возведен в сан митрополита Ростовского. Василий Голицын стал Великим Дворецким, Богдан Бельский Великим Оружейничим, юный Михаил Скопин-Шуйский — Великим Мечником, Лыков-Оболенский — Великим Кравчим, Пушкин — Великим Сокольничим, дьяк Сутупов — Великим Секретарем и Печатником, Власьев — Надворным Подскарбием (по-русски — казначеем).
Все сосланные Борисом Годуновым были возвращены в Москву, не забыл государь и о Семионе Бекбулатовиче, вернул ему московский двор, позволил царем именоваться. Князья Шуйские тоже недолго пробыли в ссылке. Через полгода им разрешили приехать в Москву, в свои дома. Всех троих снова пожаловали боярством и вотчинами.
19
Царь Дмитрий был человеком великой смелости, ума веселого и дружеского.
Встречать невесту решил вместе с народом. Василию Шуйскому сказал:
— У батюшки моего на свадьбе с моей матушкою ты был дружкой, а у меня будешь тысяцким. Собирайся, снаряжайся, со мной пойдешь.
Посмеиваясь, напевая, повел Василия Ивановича в спальню, где оба они оделись в платья простолюдья и поспешили на улицу.
Лицо у Дмитрия горело нетерпением, он все оборачивался к Шуйскому, все посмеивался. У Василия Ивановича сердце екало: славный, искренний человек. Как же он такую ложь терпит? Какое терпит — купается во лжи, всякий день, всякий час. Не убить его — все царство изолжется. Уже и так — не Богу служит Русь, но Божьему врагу.
Дмитрий тронул князя за руку.
— Чего пасмурный? Не бойся! Я этак по Москве гуляю чуть не каждый день. — И подтолкнул по-приятельски: — Невесту нашел?..
— Нашел, государь.
— Тс-с! Кто?
— Девица Буйносова.
— Хороша?
— Хороша, государь.
— Тихо, говорю!.. Обещаю у тебя на свадьбе тысяцким быть.
Вихрем Москва встретила Дмитрия, бурей — царскую невесту.
Ветер раскачивал вершины деревьев, едва-едва зазеленевших, казалось, мётлы метут небо.
Перед городской заставой пани Марину приветствовали дворяне, стрельцы, казаки. Все в красных кафтанах, с белой свадебной перевязью через плечо.
Народ лез к дороге поглядеть на ясновельможную пани, на государыню свою.
…Лицо Марины светилось. Во сне не приснится таких почестей, такого множества радостного народа.
— Краса неземная! — ахала красавица стрельчиха, не завидуя, но любя.
— Солнышку нашему царю и царица — солнышко! — откликались подруги.
— Они любят ее! — шептал Дмитрий Шуйскому.
— Тебя тоже любят.
Дмитрий посмотрел на Шуйского, засмеялся.
— А что меня не любить? От меня народу много будет доброго.
И тянул тысяцкого за собой, продираясь через толпы.
