Василий Иванович сел на корневище, устал от дум.
И увидел вдруг у ног травинку с листочком, похожим на дубовый. Наклонился, а это дубок! С полмизинца! И на ростке этом лист. Настоящий дубовый лист, величиной с муравья.
— Господи! — прошептал князь. — Расти же ты, милый, как буду расти я в службах моих. Стань, Бога ради, великим дубом, и, когда заматереешь, да будет род Шуйских на царстве.
Отходил от заветного теперь места, травы стесняясь — наступать ведь приходится, мять ее. Сказал большому дубу издали:
— Ты храни росток! Будь милостив, храни!
8
На Троицу, в седьмую от Пасхи неделю, девицы и молодые бабы затеялись водить хороводы. Ходили удивительно, не кругами, а змейкой. Вилась эта нарядная змейка по зеленому берегу озера, вокруг деревьев и уползла наконец в березовую рощу.
Возле воды певицы кукушку поминали:
Во лесу, во лесочке
Росла трава-мурава.
До пояса доросла,
Березку обвила.
Ай, лилё, да лилё,
Семик да Троица.
Мы березку завивали,
Весну встречали,
Кукушечку выкликали:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Вокруг берез иные были песни:
Вы не радуйтесь, дубья, вязья,
Радуйся, береза белая,
Что ты белая да кудрявая,
Ты кудрявая, моложавая.
Идут к тебе девки красные,
Девки красные, косы русые.
Несут тебе песню звонкую,
Песню звонкую, яичню вкусную!
Из березовой рощи потекла змейка к полям-зеленям. Хоровод далеко слышно. Голоса у женщин чистые, поют ладно, эхо и то помалкивало:
Где девушки шли,
Сарафанами трясли —
Будет рожь густа,
Умолотиста!
Умолотиста-умолотиста.
С одного-то колоска
Умолотишь три мешка.
И уж совсем задиристо:
Млада я, млада, размладешенька!
Уродися на лето, повальный хлеб,
Еще родися с овсом, со пшеницею,
Еще с белою чечевицею.
— На Семик, в четверг, пойдешь ли подглядывать, как девицы березки завивают? — спросил Первуша князя. — Ты поди, не поленись! Мы, парнями были, подглядывали.
Ради хозяина своего, доброго старца, решил-таки Василий Иванович по лесу побродить. Подглядывать за девицами ему не хотелось. Великой тайны в том девичьем празднике не было.
Набрав пирогов, яиц, крашенных в желтый цвет, а то и с особым пирогом, залитым сверху яичницей, гуляли девушки по лесу, пели, водили хороводы, заплетали на березах косы и венки, на женихов загадывали, а потом угощались.
— Частоступ! — пришло на ум князю. — А что, если я в крестьянское оденусь? Кому я тогда нужен? Разбойникам с крестьянина взять нечего.
— Ты молодой. Заозоруют парни, увидят чужака, поколотят.
— Отговорюсь как-нибудь… В дубраве я уже был…
— То в дубраве. В березняке нынче бабье царство. Уж если они кинутся колотить, так побьют больно. Бабья драка злая.
— Один я хочу побыть, Первуша. Услышу бабьи голоса, стороной обойду.
— Будь по-твоему, — согласился старец.
Одежда нашлась новехонькая. Порты синие, рубашка белая, ворот красными зверьми расшит. Хвостатые звери, гривастые, с когтями. Поясок крученый, красный, с кистями.
— Ножки-то в лапоточки придется обуть, — сказал Первуша, озабоченно посмеиваясь.
Помог онучи намотать. Лапти дал разношенные, чтоб не томили ногу.
Прошелся Василий Иванович по горнице, изумился:
— Легко-то как! Хоть по облакам скачи.
— Лапти обувь мудрая, — сказал Частоступ. — В такой обувке далеко можно уйти.
— Больно ли далеко ушел русский лапотник?
— Василий Иванович, далеко ли — близко, умом долго раскидывать не надобно. До Христа дошел русский мужик. В работниках у Христа. До самого неба. Куда ж дальше?
— Как ты повернул! — удивился князь. — Я все к Агию ездил, его науку постигал, а мне с тобой надо больше говорить.
— Погуляй, князь, по весеннему лесу. Мой весенний лес по сю пору шумит в голове. Сладкое время, князь. Тебе бы еще березового сока попить, да уж поздно. Приезжай в другой раз пораньше. У наших берез сок медовый. Право слово!
— Ну, пошел я! — перекрестился князь на дорожку.
— Ты суму возьми! — спохватился Первуша.
— Да зачем?
— Я тебе сотового меда положил. Пару яблочек. Пирогов с осетринкой. Мало ли кого угостить придется. Да ведь и сам проголодаешься. Нож не забудь. Вырежь палку себе на память. Вот еще сулея с медом.
— Зачем мне, мужику, боярское питье?
— Ничего! Неделя нынче особая. Крестьяне в праздники тоже себя побаловать любят.