— Посмотри! — шепнул князь. — Белка пришла.
Агий глянул на белку и, вздохнув, закончил рассказ.
— За ту проруху великий государь казнил князя Темкина-Ростовского, воеводу-опричника Яковлева, да лекарь Бомель отравил сто человек из наших, по царскому повелению. Не быть бы и мне живу, — батюшка твой, блаженной памяти князь Иван Андреевич в Шую меня отослал, в Шартомский монастырь. С той поры нет уж боле опричника… имярек, есть Агий, друг звериный…
— Как служить-то мне, Агий, царю Ивану? Надоумь!
— По совести. Коли угодно будет Господу, не отдаст тебя на растерзанье… Да ведь и не молод царь-государь. Чай, убыло в нем прежней прыти.
7
Каждый день взялся приплывать на остров князь, постигал стрельбу из лука. Не ахти как шло дело, но Василий Иванович был въедлив, переупрямил природную нетвердость руки, рассеянность взгляда. Учитель у него тоже был сметливый. Предложил однажды:
— Хочешь, князь, научу тебя моему коронному штукарю?.. Да простит меня Господь.
Показал на пролетавшую птицу, одной стрелой сшиб и успел, пока падала, поразить другой стрелой.
Подумал Василий Иванович и с усердием принялся обучаться Агиеву искусству. Не сразу, но получилось.
Пока ездил на остров, зверушки и впрямь привыкли к Василию Ивановичу. Выдра даже ласкаться начала. Спросил однажды князь Агия:
— Не хочешь ли вернуться в мир?
— Покуда жив Иван Васильевич, мне лучше с выдрой знаться.
На том и простились. Выдра провожала ладью, выныривала то с одного борта, то с другого. Дразня, князь спрашивал ее:
— Как имя хозяина твоего?
Выдра недовольно фыркала и погружалась в воду.
Когда она, напоследок погнавшись за ладьей по следу, изнемогла, остановилась, положила мордочку на волну, князь снова спросил ее шепотом:
— Как имя хозяина твоего?
И выдра, хоть и далеко была, тотчас нырнула.
Сошел Василий Иванович на берег, а его Первуша поджидает.
— Все на остров да на остров, сходил бы ты, княже, в наш лес. Сколько уж я тут живу, а все не нарадуюсь на рощи наши, на боры золотые. Дубравушка-то у нас, Боже ты мой! Русальная неделя на пороге.
— Так русалки, чай, в лесу защекочут.
— В русальную неделю в лесу русалки добрые. Купаться нельзя.
— Избавь меня от напасти, добрый мой Частоступ! Ломаю голову, ломаю — и никак не вспомню прежнее имя Агия.
— Я с молодых лет твоему батюшке служил, потому и знаю, грешный, сию тайну. Федор по крещению, а прозвище у него Старый. Мудреный человек. Он и в молодые годы был мудреный.
— Освободил ты меня от заботы, благодарствую… Теперь указывай, в какие леса идти? Да провожатого определи.
— У нас леса добрые. Заблудиться невозможно, ручьями, малыми речками огорожены. Дальше воды не ходи, и не заплутаешь… Пообедаем, в дубраву ступай.
Дубрава была за лугом, за мелколесьем. Кажется, какого леса ждать, если землю занял бересклет, орешник, бузина… Влажная тропинка тоже была нетерпеливая, прямая… Пошла выше, выше, и, продравшись через черемушник, вынырнул князь к яркому свету, очутился себе на удивление в лесу великом, ибо каждое дерево было здесь как собор.
Вспомнилась присказка: «Держись за дубок, дубок в землю глубок».
По траве-мураве шел Василий Иванович под дубами, едва еще опушенными нежной листвой. Идти было просторно, дубы стояли не теснясь. Все могучие, неохватные. Вершинами гуляли по небу, как по полю.
«Боже мой! — думал князь Василий Иванович. — А ведь эти громады старее Шуйских».
Шуйские вели свой род от великого князя Андрея Ярославича Суздальского, третьего сына Ярослава Всеволодовича. Князь Александр, прозванный Невским, старший брат Андрея, получил от сыновей и внуков Чингисхана в удел сожженный дотла Киев да окраинную Новгородскую землю, чингизиды боялись воинской славы Александра. Но Андрей тоже был славным воином, сражался на Чудском озере, ломал копьем немецкую «свинью». В жены себе взял дочь Данилы Романовича Галицкого, единственного русского князя, который не склонил головы перед Батыем.
Василий Иванович прильнул к дубу-громаде телом, лаская жесткую кору ладонями.
— Князь Андрей! Может, и ты обнимал этот дуб! Не оставь! Будь со мною и во мне!
И струсил, сказавши это. Хитрая рыба не запутает так леску, как путала судьба жизнь Андрея Ярославича. Бился он с татарами за Русь, с царевичем Невруем, и не одолел. Далеко пришлось бегать. Новгород, убоявшись мести Батыя, не принял князя. Даже княгиню свою с детьми пришлось ему дожидаться во Пскове. Соединясь с семьей, ушел сначала в Колывань, так называли русские Таллин, а потом в Швецию. Уж только после смерти Батыя и Сартака вернулся Андрей Ярославич на родину, получил от брата Александра Суздаль, Городец, Нижний Новгород. Хоть и лишился ярлыка на великое княжение, не мстил старшему брату, не ревновал. Смолчал, когда обошли его после смерти Александра. По старшинству он наследовал стол великого князя, но татары дали ярлык менее опасному для себя Ярославу Тверскому. Через год Андрей умер, а дети его вновь испытали притеснение. Князь Юрий Андреевич получил в удел один только Суздаль. Городец и Нижний Новгород Александр Невский завешал своему сыну, посеяв вражду между двоюродными братьями и потомками. Да как судить святого? Саму славу русскую? Грех.
