Потрудился Василий до пота, пока легкий короб с лотком, пристроенный вокруг поставного жернова, не наполнился всклень душистым драньем. Теперь его надо было измучнить вторично, чтобы стала мякоть, настоящая уж мука, пригодная для заквашивания теста.
Сергий тем временем управился и со второй печью. Вынимая желтые хлебы и раскладывая их на лавке, он скатанный напоследок кругленький колобок, в который для особого вкуса добавил ржаного солода, предложил съесть великому князю. Прежде чем передать его, любовно коснулся сухими губами поджаристой корочки. После некоторого раздумья, словно колеблясь — говорить ли, повелел строго.
— Беспременно съешь без остатка…
Он провел Василия из пекарни в свою келью, достал из настенного шкафчика очень старый, обесцветившийся уже, ставший пепельно-серым колобок хлеба. С бочка он был надкусан, Сергий пояснил.
— Два на десять лет тому назад, когда провожал я с Дмитрием Ивановичем на рать с Мамаем верных своих иноков, то испек им по такому же вот валенцу. Ослябя съел свой хлеб, а Пересвет надкусил только… А тебя, я чаю, трудная дорога ждет?
Как и в прошлую встречу, Сергий снова удивил большой своей осведомленностью во всех делах, в том числе и порубежных. Ведомо было ему, что Витовт в тайном сговоре с Тохтамышем состоит, что немцы в устье Невы вошли и все села и волости по обе стороны реки за три версты до города Орешка захватили, что новгородцы своеволие заявляют, от Москвы отложиться хотят, что ордынскому хану не устоять против Железного Хромого.
— Киприан говорит, будто нынче одна только Византия нам друг и союзник, — осторожно вставил Василий.
— Византия никогда не была с нами прямодушной, — возразил Сергий. — Коварство и жестокость константинопольских царей всегда дорого давались Руси. А нынче они сами себя в лукавстве обошли: по укоренелой привычке заботясь о себе только, использовали против славян османских турок, вскормили их на свою голову. Теперь с католиками готовы соединиться против турок… Напрасно это — ждать помощи от Палеологов.
— Так что ж, отче, кто же друг нам, кто поможет?
— Друзей у Руси было и будет много, однако помочь никто не поможет… Русичам надо рассчитывать только на себя, все поступки соразмерять только со своими силами…
Неприютно почувствовал себя после этих слов Василий, тут-то он и вспомнил одинокого, выбившегося из сил гуся, но вместе и жажду действовать, решаться на что-то он испытал, сказал пылко:
— Я, отче, сложу крестное целование новгородцам.
— Прежде Борису Константиновичу сложи.
— Дядя он мой родной…
— Тому нет спасения, кто в самом себе врага носит. Когда получишь ярлык на Нижний, укрепишься со стороны степи, в другую сторону сможешь оборотиться.
— Но ведь Железный Хромой…
— Ему еще надобно время, чтобы на Волге воцариться. Ты допрежь успеешь в мыт войти. В Орду ведь не сам по себе надумал ехать, ханом зван?
— Да, позвал меня Тохтамыш… как друга и гостя…
— Видишь вот — не по нужде и не по чужому велению едешь. Не клянчить, как Борис Константинович, даже и не просить и не покупать будешь ты ярлык, а просто — получишь… Ну, не совсем уж просто — не мне об этом тебе говорить, — однако же без унижения. Большое дело, а ты заладил — гусь! Когда отправляться-то думаешь?
— Перед Ильей за четыре дня[69].
— Как пойдешь, Волгой?
— Нет, поперек поля.
— Значит, вернешься после Покрова. Прощевай! Да хранит тебя Господь в любви своей! — Игумен осенил великого князя крестным знамением, и Василий, приложившись к сухой и хранившей еще запах ржаного хлеба руке старца, не смог сдержать слез: предчувствовал, что истинно прощание это, что дни Сергия и верно — изочтены.
6
О кончине первоигумена Руси узнал он, когда был в Кафе[70]. Андрея Рублева скорбная весть застигла в Афоне, куда уехал он вместе с Пысоем и епископом Герасимом после того, как расстались они с великим князем и его боярами в Суроже[71]. Совместный путь русских путешественников проходил сначала по суше из Москвы до Укека[72], оттуда к Дону, а затем водой до Азова вниз по реке и через Керченский пролив. Из Сурожа дальнейшую дорогу хорошо знал Герасим через Черное море до Синопа, затем вдоль берега Малой Азии, мимо Амастрии и Пандораклии в Константинополь, где вблизи гавани Золотого Рога располагалась русская колония. На берегу гавани находилось и генуэзское Поселение Галата, где также временами проживали русские.
