То, что нищенка приходится матерью распутному герою, мы узнаём, как я сказал, лишь в самом конце, когда герой терпит моральный крах. Умирающий барон-отец приоткрывает сыну тайну его рождения. В средних лет распутнике происходит нравственный переворот, он отыскивает мать в лечебнице для бездомных и узнаёт в ней оскорбленную им нищенку. Со слезами на глазах он шепчет ей слова покаяния и любви, мать не в силах уже ему ответить, но в глазах ее все та же всепрощающая улыбка Мадонны со слезой.
Зина загорелась этой ролью, тем более что в школьном спектакле играла Дюймовочку и мечтала быть актрисой ТЮЗа. Но после пробы она узнала, что в последних кадрах ей предстоит проплыть в открытом гробе в виде покойницы и на лицо ее будут лететь крупные хлопья нетающего снега. Она сообразила, что для такого эффекта ее решили заморозить, то есть на время превратить практически в покойницу. «Иначе как? Во мне же плюс тридцать семь. Снег и начнет таять».
Ночь Зина провела в беспокойстве, представляя себя в гробу, с гипсовой маской снега на лице. Тайно она продышивала в маске отверстие, но режиссер всякий раз останавливал съемку и кричал на нее не хуже чем ее кинематографический сынок в начале сюжета. При следующем дубле Зина задерживала дыхание, сколько было сил, но в конце концов все же попыталась сделать глубокий вдох и — не смогла.
Ее охватила паника. Оказывается, губы, вместо вазелиновой помады, ей намазали специальным клеем. Она поняла, что обречена, что умрет, если сама себя каким-то образом не спасет. Однако тут послышалась музыка, и музыка эта, провожающая ее на кладбище, была такой прекрасной, что Зина на какой-то момент забыла о неудавшемся вдохе. Она узнала Второй концерт Рахманинова. Люди вдоль аллеи провожали ее, как бывшую актрису, аплодисментами. И, что ее особенно потрясло, среди провожавших была вся ее большая семья. Родственники смотрели на Зину с восхищением и размахивали, точно маленькими флажками, контрамарками, в уголке которых было ее фото из школьного альбома.
Зина почувствовала, что не имеет права огорчить семью из-за своей жалкой потребности дышать. Надо было смириться и принять смерть красивой, в расцвете славы. Раз в жизни ей выпало послужить искусству. Про нее узнает весь мир. Статьи будут называться «Ее смерть в искусстве», «До последнего дыхания» или просто «Наша Зина».
Все эти картинки промелькнули в ней мгновенно, но естество, к сожалению, взяло свое: уже в следующий миг Зина страшно закричала, выскочила из-под шелкового покрывала, сбросив иконку, и проснулась в слезах.
Утром она позвонила знакомому помощнику режиссера и без всяких объяснений отказалась от роли. А уже на следующий день, по первому морозцу Зина ехала в Гагры, чтобы среди таких же несчастных, как она (кто же еще едет на юг в декабре?), угомонить, выплакать и развести в молодом вине свою вековечную неудачу.
Велико же было потрясение, когда, вернувшись, она нашла на автоответчике не меньше десяти звонков помощника и даже один звонок самого режиссера. Она понравилась всем, ни о ком другом режиссер не желает слушать, ее портрет висит у него в кабинете. Зину просили откликнуться.
Десятым был звонок режиссера. Он напоминал признание в любви, которое плачущая Зина тут же переписала для своей фонотеки. Среди прочего, режиссер сообщал Зине, что переделал финал. Сын отыщет мать не в лечебнице, а увидит ее на площади, где она будет из платяного мешочка насыпать корм голубям. Они узнают друг друга, сын присядет рядом с матерью. Крупный план: руки их встречаются в мешочке с кормом, сын целует ладонь дающей.
Зина тут же позвонила на студию, где чужой голос сказал ей, что съемки фильма «Врата Петровы» закончены.
— Как он узнал, — плакала Зина, — что я испугалась гроба и заморозки? Ведь я же никому ничего. Тебе первому рассказываю.
— Может быть, он просто сам так решил? — неуверенно сказал я.
— Глупенький ты, — улыбнулась Зина сквозь слезы. — Вот просто так, взял сам и решил? Нет, он смотрел внимательно в мои глаза и все понял.
— Что понял?
— Все!
Она снова принялась рыдать.
— Слушай, ну успокойся. Если ты ему так запала, он тебя снова пригласит.
