Но жену было жалко.
Я шел по бульвару и невольно наблюдал жизнь, до которой мне, в сущности, уже не было дела.
Народ выполз на тепло. Старик спортивного вида шел в майке. Женщины, борясь с ветром, раскладывали на скамейках газеты. Одна из них посадила на колени левретку в цветном платочке и, пока я шел мимо, повторяла: «Дай, я посмотрю, у тебя нет на носе комарика? Дай, посмотрю, у тебя комарика на носе нет?» Хотелось заскулить от тоски, как будто левреткой был я.
Редкие островки снега трещали под ногами как яичная скорлупа. Звуки вообще оглушали и резали слух, как всегда весной, но музыки в них не было.
Вернуться бы домой. Если жене удалось прийти в себя, она могла утешить и успокоить. Может быть, сама бы и позвонила Радию Прокопьевичу и развеяла мои глюки? Мне хотелось увидеть ее веселой, какой она была когда-то. Перед уходом я нуждался не в ясности даже, а в любви, и чтобы всё без обмана. Тогда пожалуйста.
Малыш по сухому почти ручью возил пластмассовый кораблик, я на него чуть не наткнулся. Кораблик не мог плыть, мальчик втирал его в землю, бормоча: «Суки-прибауки». Потом он вскидывал руку, кораблик превращался в безмоторный планер и все же гудел, как шмель, но тут же утыкался носом в землю, и снова начиналась трудная судоходная гонка. Родитель, стоявший рядом, достал платок, чтобы высморкаться. Посыпалась мелочь. Отбросив игрушку, малыш бросился собирать монеты, проявив раннее знакомство с иерархией ценностей.
Мне вдруг показалось, что всё это я уже видел: мальчик, кораблик, «суки-прибауки», просыпавшаяся мелочь… Ученые объясняют явление дежавю усталостью мозга, недостатком в нем витамина С. Но мы ведь все слушаем ученых, только когда они сами упираются в тайну. При ясном ощущении многократно проживаемой жизни кому может понравиться такое элементарное объяснение? Мне, признаюсь, оно тоже казалось слишком простым и даже почему-то обидным. Я определенно уже видел это, и чувствовал то же, что чувствовал сейчас. Только в прошлый раз это случилось, кажется, осенью. А чувство, как и тогда, было не поймать и не сформулировать.
Я думал об этом мальчике и одновременно о сыновьях, о жене, о себе самом, а может быть, обо всех людях сразу.
Вот играет малыш во взрослую, трудную жизнь, как мы когда-то играли, и о себе, как о себе, думать еще не умеет. Но эта мысль о себе в нем, несомненно, есть, я знаю это. Потом он будет вспоминать ее всю жизнь, и у него ничего не получится, и он ощутит это как несчастье, как своего рода неполноценность. Ему надо помочь, и непременно сейчас. Эту мысль должен был вышелушить из него я, или его отец, или кто-нибудь другой. Но одновременно я понимал огромность, а может быть, и невыполнимость этой задачи. Впрочем, возможно, она была и решаема, кто знает? Но для этого определенно надо стоять не высоко, как отец, и не в стороне, как я.
В этот момент мужчина, поправив каракулевый пирожок на голове, сказал:
— Сеня, суши весла. Выгул закончился.
Нет, отцу с такой работой не совладать. Однако и мне задача не далась бы, я это понимал и был, как и в прошлый раз, от принципиальной ее невыполнимости, смешно сказать, близок к отчаянью. Возможно, все человечество и состоит из таких выросших мальчиков и девочек, которые упустили когда-то мысль о себе. Сейчас я чувствовал себя так, как будто лично был в этом виноват. Мне показалось, приди я домой, я сумел бы все это ясно объяснить и мы бы справились вместе. Слова я пока не знал, но нежный смысл его чувствовал, и он был похож на согретого в ладонях птенца.
Однако теперь мне было уже не дотянуться до той жизни, которую я так легкомысленно покинул. Да и может ли, подумал я, один человек помочь другому найти мысль о себе, если сам с этим за целую жизнь не справился?
Поднялся ветер. Первым его почувствовал младенец в коляске, и заплакал. Да, так устроено: первым кричит ребенок, а потом мир в течение всей жизни берет у него реванш.
Крякнула старая береза, женщины схватились за шляпки, у прохожих глаза стали монгольскими от летящего мусора и пыли. Но кучевые облака при этом едва вздрогнули, как тяжелый состав в момент, когда к нему прицепляют паровоз. В голубом небе был свой распорядок.