— Дочка, мне четыре картошечки. Вот отсюда, — старушка показала пальцем на лоток красной картошки.
Девица (тяжелое, спелое лицо), раскрасневшаяся от перепалки с соседом, в которой, как речка подо льдом, блестел половой подтекст, обратила взгляд поверх крыш, в ту часть пространства, где не было ничего, кроме белесого, выцветшего неба. Она и не притворялась, что высматривает там что-либо интересное, а вроде как это было просто утомительное, но необходимое упражнение для глаз, которые занозились за день от вида надоедливых, невзрачных и жадных покупателей.
Старушка терпеливо ждала. Она не хотела или не смела себе признаться, что ею пренебрегли и показывают, что пора ей уже раствориться в пространстве. А может быть, опыт подсказывал, что унижение еще не отработано полностью. Если перетерпеть, размазаться окончательно, для услаждения чужих глаз, то все-таки можно получить причитающееся.
Девице молчаливая настырность бабки надоела, и она решила, наконец, объясниться словами:
— Ну что ты смотришь на меня, как червь на овощ? Да я за четырьмя картошками и жопу нагинать не стану.
Старушка понимающе кивнула. Вот ужас-то в чем! Она и на этот раз не обозлилась, не обиделась хотя бы, а кивнула понимающе и, чуть заискивая, но внешне сметливо, давая понять, что способна оценивать происходящее, обременительность своей просьбы то есть, сказала:
— А я еще и морковки возьму.
И тут я вспомнил, что точно такой сцены был свидетелем в прошлой жизни. Старушка тогда сконфуженно поплелась дальше вдоль лотков. А я, занятый своими мыслями, опомнился слишком поздно. Рванулся обратно к лотку, чтобы накупить овощей на все имеющиеся деньги, донести сумку до дому, поцеловать на прощанье, но старушки нигде не было. Черепаший шаг, а затерялась мгновенно. Что же я такой рассеянный, думал тогда с досадой, или наоборот — такой сосредоточенный? Этот эпизод так и остался в памяти мелко дергающей занозой.
Даже за несколько мгновений до конца что-то можно узнать впервые. Я впервые понял сейчас смысл выражения «в глазах потемнело».
Ну нет, больше вам это не пройдет!
— Девушка, — сказал я, — обслужите, пожалуйста, как вас просили.
Слова были не те. Не те. Но где же найти те? И почему мы всегда так беспомощны в предъявлении претензий? Тут же становится стыдно за себя. Да кто ты такой? Смотрите, он права качает.
— Тебе чего надо, мужик? — вступил в разговор половой сосед девицы.
— Я не с вами разговариваю.
Вот тоже. Никакой находчивости. Куда подевалось остроумие? Сейчас он ответит…
Он ответил:
— А я с тобой.
— Издеваются над людьми! — крикнул за моей спиной женский голос. — Понаехали, чурки поганые. Перекупщики!
Любой инцидент приобретает у нас национальный оттенок. Запахло скандалом. Осадить внезапную помощницу значило начать борьбу на два фронта. То есть сразу проиграть. Но и терпеть ее было нельзя.
— Помолчите, дама! — сказал я резко. И сразу почувствовал, как публика отхлынула от меня душой.
— Да ты пьяный, что ли? — мгновенно отреагировала дама.
— А чего молчать? — встрял старичок, похожий на академика Павлова. — Я здесь в блокаду казеиновый клей жевал и всё в коммуналке живу. А они уж давно в отдельных.
Я успел заметить, что моя старушка, смекнув, к чему клонится дело, смылась. Получалось, что я борюсь за справедливость вообще, не имея возможности ее наглядного применения. Личность ушла. Это меня еще больше обозлило.
Народу уже собралось много. Сквозь толпу протиснулся вислоусый охранник в форме:
— В чем дело?
— Обзывается, давит пальцами на весы, — не раздумывая, соврал все тот же сосед продавщицы. — Он что, гирям не верит?
— Это ложь! — крикнул я. — Она отказалась обслуживать старушку. Сказала, что не будет из-за нескольких картошек задницу свою утруждать.
Да, оратор из меня хреновый.
— Обзывается еще, — сказала девица. — Задница! Сам ты в таком случае задница! А у меня как-никак попа.
Девица похлопала себя по ягодицам. Мужская часть публики деликатно заржала.
— Погодите, — сказал охранник, — о какой старушке речь?
— Она уже ушла, — сказал я. — Только что.
— Ну вот, — философски заметил охранник. — Старушка ушла, а вы митингуете. Как это понимать? Вот и расходитесь.