Как и везде, законы в этой стране были непонятны и противоречивы, часто ими совершенно невозможно было определить, какой поступок законен, а какой нет, какой справедлив, а какой несправедлив, где правда, а где ложь. Но удобство заключалось в том, что страной правили юристы, которые всегда приходили народу на помощь, давая компетентные объяснения. Без этого ходить бы всем по правовому полю, как по минному, или же в обход, где как раз любили отдыхать супруги. Такой случайной встречи с четой никто, конечно, из подданных не желал. Во-первых, это походило бы на фамильярность, во-вторых, мало ли на какую сцену внезапно выйдешь.
Так или иначе, люди могли уже не предаваться никаким размышлениям исторического, политического или социального порядка, и всегда пребывали в изумлении. Ибо всё, буквально всё окружающее внушало им одно только высокое представление о правосудии. Проникнутые почтением, охваченные испугом, они готовы были сами говорить перед судьями о собственной виновности, даже если в душе не чувствовали себя преступниками. Но как мало значила душа какого-нибудь солдата или владельца заводов, газет, пароходов перед символами закона и вершителями общественного возмездия. К тому же личный адвокат за скромный гонорар готов был разубедить подсудимого в его невиновности.
На модернизацию и благоустройство судов власть не скупилась. Архитектура великолепная, количество сидячих мест увеличено, клетка подсудимого на возвышении, что наводило на мысль, что предстать перед судом было для самого обвиняемого пусть и несколько мрачной, но все же почестью и отличием. Для допущенных на судебное заседание завели буфет. В этой стране заботились о людях не на словах, а на деле. Удивительно! просто удивительно! И правосудие получить, и водки напиться — все можно!
Как истинные христиане, юристы исходили из априорной греховности человека. Чем выше поднимался тот по карьерной лестнице, тем больше грехов накапливалось не только у него в душе, но и в файлах соответствующих инстанций, тем роднее люди элиты становились друг другу и тем больше нуждались в отеческой заботе юристов. В политических дебатах оппоненты обвиняли друг друга во всех смертных грехах, отдавая благотворную дань гласности и потешая публику. А кто бросит камень, подумайте сами? Тем более что дело происходит не в суде, и после спектакля каждого ждет не лязг замка в одиночной камере, а обед, заказанный в ресторане. Чистосердечные и страстные часто прибегают к метафорам, что только украшает искусство спора и свидетельствует о наличии ценностей. «Лучше быть партией жуликов и воров, чем партией бандитов и убийц!» — эффектно заканчивал речь политический лидер, даря улыбкой своего визави. Ловко сказано, не правда ли? Иногда юристы назначали кого-нибудь особо виновным, тогда уж да, лязг замка и годы для раздумий. Такие экологические процедуры в правовом обществе, согласитесь, естественны. А зато какой мир и климатическое великолепие поселялись в окрестностях центра на короткую перспективу. Молитвой только и можно выразить.
Некоторое недовольство двора вызывало лишь то, что супруги были между собой разительно не похожи. Буквально все в них было разное, кроме роста, экономного, как у космонавтов. Век назад страну выводил из руин тоже юрист, но он был в единственном экземпляре. А тут… На лице у одного — застенчивая улыбка несовершеннолетнего принца, у другого — ухмылка черного полковника, невольно пробуждающая в мозгу преступную мысль о пытках. Немудрено запутаться и наделать ошибок в поведении. То задрожат неуместно перед принцем, забыв сказать комплимент по поводу обворожительной улыбки, то бегут прикладываться к руке полковника, хотя правильно было бы подобострастно остолбенеть или хотя бы рявкнуть «здрассь» осевшим голосом.
А и супруги иногда как будто намеренно вносили путаницу в подобострастие. Несовершеннолетний принц принимался вдруг отчитывать генералов и страшно таращить при этом глаза, а полковник садился за фортепьяно и приятным полицейским тенором напевал любимый народом романс «Жасмин осыпается к полночи».
