— Как он не мог сообразить, что нельзя раздражать людей по-пустому, — как бы про себя сказал собеседник Предславы, — не пришло еще то время, когда нам можно сгибать под свое ярмо все силой, нужно пока еще действовать и лаской… Ну древлянин этого не понимал, да ему и понимать незачем… А что же Игорь?.. Все же и такого пустяка достаточно, чтобы восстали против Киева кривичи, за ними поднялись и весь и меря, а такой смутой не приминул бы воспользоваться и Новгород… Вот и пошло бы опять… Не до Византии Киеву было бы…
— Твоя правда, — сказала Предслава, — большая бы смута могла выйти…
— Так, так! — одобрительно закивал головой старый воин, — ты как будто в мои мысли проникла. Вот тут-то Игорю и надо было бы вступиться и усмирить все.
— Он и вступился, — заметила Предслава и не замедлила рассказать все, что произошло дальше.
Воин слушал ее по-прежнему внимательно.
— И это все так, как ты говоришь, было? — спросил он, когда она кончила свой рассказ.
— Так…
— А мне по-другому совсем передавали!
— Не верь! Кто бы ни говорил, напраслину взводить! — горячо проговорила молодая девушка.
— Вот и мне также после того, что я от тебя услыхал, тоже кажется; сердцем чую я, что ты правду говоришь, ну а скажи мне теперь, зачем это киевский князь тебя с собой взял или мало у него на Днепре своих красавиц, что понадобилось ему чужую вести…
— Я не чужая! — с гордостью произнесла Пред слава. — Что Киев, что Плесков — все одно, на одной родной земле, одним богам молятся, одного князя слушают… Так разве чужие они?
— Верно говоришь! Ну а на вопрос-то мне ответь.
— Хорошо, скажу тебе! Хочет князь Игорь своего дядю, Вещего Олега, просить, чтобы он позволил ему меня в жены взять, и везет, чтобы ему меня показать, и, что он прикажет, выслушать.
— А ты… ты еще женой ему не стала?
— Нет! И пока от Олега Вещего решения не выйдет, согласия он моего не получит, даром что князь… А силой ему меня не взять!..
— Верно, верно… Умно!.. А вот Олег-то, строг он, говорят…
— Что ж, что строг! Строг, да справедлив — это хорошо… Недаром его Вещим зовут… Попусту так тоже и князя славить не стали бы, а если строг, так с нашим братом так и нужно: дай ему воли, а уж он сейчас думать начнет, что другого такого на свете нет, а тут-то и гибель…
— Какова! Девица, а рассуждает как! — воскликнул воин. — Словно княжий советник!..
— Уж прости, что думаю, то и говорю!
— И всегда так говори… Любить тебя будут в Киеве… А что киевские люди далеко станом стали?
— На том берегу.
— Ты меня к ним не проводишь?
— Отчего не проводить!..
— Так пойдем!
Предслава повела за собой воина на берег. Когда он вошел в челн, она сама взялась за весло и погнала лодку к другому берегу с такой легкостью, что старик невольно залюбовался ею.
На другом берегу видны были люди.
Это Игорь, встревоженный долгим отсутствием Предславы, отправился искать ее, и теперь, увидев на реке челнок, остановился, ожидая, когда Предслава причалит к берегу.
Едва только он увидел ее спутника, как на лице появилась улыбка, и он кинулся к старику.
Уж никак не мог Игорь ожидать этой встречи. Киев был еще далеко — не менее, чем в двух днях пути, и чести такой от дяди племянник ожидать не мог.
Он обнимал старого норманна, который заменил ему с малых лет отца. Олег тоже был растроган этой встречей. Мрачные мысли его мгновенно улетучились. Старик понимал, что Игорь не мог бы так искренно радоваться, если бы у него на сердце были какие-то злые умыслы.
Чего-чего только не насказал этот Мал: и что народ-то он, Игорь, возмущает, и что на дядю своего замысел имеет: свергнуть его, а самому на столе киевском сесть.
— Говорит: засиделся ты больно, — передавал Олегу Мал, — пора и честь знать… Так вот и говорил… Поверь, князь, приуйми его, а то силу возьмет, поздно будет… Слышь, рати он теперь сбирает.
Никогда еще такой гнев не пылал в душе Олега. Ему, Олегу, пора честь знать! Ему, который соединил Ильмень с Днепром, укрепил власть за сыном Рюрика, ему, который поседел весь в думах и заботах о том, как бы скрепить все племена и роды в одно, как бы из кусочков составить целое, ему, который себя лишил ради того же Игоря счастья отцовского, говорить: «Пора и честь знать!» Так нет, он покажет обидчику, что его рука еще крепко держит бразды правления, а еще крепче меч, а коль это так, не видать ни Игорю, ни кому другому стола киевского. Там, когда под могильный курган он ляжет, пусть что хотят делают, а до тех пор он не позволит, никому не позволит на его права посягнуть, будь то даже Игорь сам…
