— Не надо нам боярышен… — проговорил Извой. — Мы любим, как подобает любить зрячим свет Божий, не похищаем чужих жен и не заставляем мужей умываться слезами… Не обессудь на слове…
— Э, да ты, парень, с острым язычком… Не за то ли тебя и любит князь Владимир…
— Дело княжеское, за что он любит меня, а Вышате, его холопу, не след говорить о том, — вспыхнул Извой.
— Ну, не гневайся, Извой, — сказал Вышата мягко, зная, что княжеский любимец имеет больше почета, чем он, несмотря на все его старания угодить князю. — Лучше выпьем чару вина да помиримся…
— Не обессудь, родимый, — отозвался хозяин. — Чары вина не найдется у бедняков, а вот медку да бражки милости просим отведать.
Все вошли в избу и сели за стол. Вышата был весел и много шутил и все посматривал на Оксану и Зою. Но недолго он посидел за столом.
Начинало уже смеркаться, когда Вышата, бросив последний взгляд на красавиц, которым как бы говорил, что не миновать им его рук, оставил избу Симеона и уехал с ожидавшими его на дворе двумя гриднями.
Как только они скрылись из вида, Феодор сказал:
— Не мешает подальше спрятать наших невест… Не равен час этот ключник доберется до них.
— Не добрался до них, когда они были девушками, теперь не добраться и подавно, — отвечали молодые люди. — Спасибо вам, отцы святые, за то, что вы хоть немного просветили нас и дали прозреть свет незрячим.
И все поклонились старцам, вышли из избы и пошли каждый своей дорогою: Извой пошел к Ерохе, так как ему некуда было идти в этот вечер, а Стемид — в свою рыбачью избушку, находившуюся на берегу Днепра, где жили его родные.
Прощаясь с девушками, Зоя поцеловалась с ними и сказала:
— Теперь я ваша старшая сестра: любите и жалуйте меня, а я люблю вас.
Старик Феодор тоже ушел к себе, на окраину Киева, где жил со своим сыном, отроком Иоанном, а Симеон и Зоя начали молиться, чтоб затем предаться сну. Вскоре все смолкло и воцарилась тишина. Зое не спалось: она встала и тихонько вышла за дверь. Луна ярко светила, так что видны были каждый кустик, каждая былиночка. Она вся, волнуясь, дрожала перед предстоящим свиданием.
Она вспомнила, что Яруха дала ей какой-то корешок. Вынув его из-за пазухи, она дожевала его, но робость ее от этого не прошла, тогда она осенила себя крестным знамением и направилась к холму.
Наконец она достигла его вершины, на которой одиноко стояла липа; став под нею, она затаила дыхание и стала осматриваться вокруг. Вдруг вдали что-то зашумело и кто-то показался на опушке; девушка хотела было бежать, думая, что это привидение, но вдруг послышался голос:
— О, не убегай от меня.
— Кто ты? — тихо спросила она. — Человек или призрак?..
— Как видишь, человек, — отвечал Руслав, — и ты не бойся того, кто любит тебя всем сердцем…
Девушка молча смотрела на него и не переставала дрожать.
— Если ты тот, которого я видела на этом же месте назад несколько дней, то я верю, что ты человек.
— Да, я тот самый, которого ты видела и о котором тебе говорила Яруха… Вот, если не веришь, возьми это… Ты потеряла в тот раз, когда мы встретились с тобой.
Он подал ей поднятый им тогда пояс.
— Да, это мой пояс… Я потеряла его и долго искала… — сказала Зоя.
— Возьми… Я возвращаю тебе его.
Девушка взяла пояс и покраснела, вспомнив свой сон.
— Спасибо тебе, витязь, — сказала она, — я вижу, ты добрый человек…
— Ах, если бы ты знала, как я люблю тебя, то еще скорее поверила бы, что я хороший. С той поры, как мы увидели друг друга, я каждый день приходил сюда, думая, что увижу тебя, но все неудачно, и только благодаря Ярухе теперь я вижу тебя.
Девушка взглянула на него и, подумав, спросила:
— Но скажи мне, кто ты и как звать тебя?
— Я княжеский отрок, ни роду ни племени своего не знаю, а зовут меня Руславом: так князь назвал меня… А тебя как звать?
— Все зовут меня Зоей, а отец — Надеждой.
— Никогда не слыхивал таких хороших имен.
— Есть еще лучше… Сегодня я слышала, как отец Феодор и мой отец говорили, что дадут при крещении двум девушкам имена: Вера и Любовь.
— Я не понимаю тебя, Зоя, при каком крещении?..
— А разве ты не христианин, что не знаешь, при каком крещении даются имена?..
