Владимир приказал Освальду пристать к острову, где они ночевали.
Скоро пустынный клочок земли наполнился народом. Варяги, норманны, новгородцы братались между собой. Много помогли этому бочонки с вином, выкаченные на остров пришельцами, и крепкий мед да брага, предусмотрительно захваченные с собой новгородцами.
Послы и Добрыня затворились в подпалубной каюте. Владимир же, как только расстался с ними, сейчас же остановил молодого воина.
— Зыбата! — сказал он, кладя ему руку на плечо, — или ты не узнал меня?
Молодой воин смотрел на князя блестевшим, радостным взором.
— Узнал, княже, как не узнать, — говорил он, — да подойти все боялся. Как примешь, не ведал.
— Что ты, Зыбата! Всегда я приму тебя как друга.
С этими словами Владимир протянул молодому воину сперва руку, а потом привлек его в свои объятия.
Они оставались на кормовой палубе одни. Все их ближние дружинники сошли на землю, только из-под палубной каюты доносилось гудение голосов переговаривавших о делах новгородских послов и Добрыни.
Князь опустился на скамью и усадил около себя Зыбату.
Радость встречи еще более оживила красивое лицо Владимира.
— Ну, говори же мне, рассказывай о себе, — повторял он Зыбате, — я все хочу знать.
— Нет, княже, — улыбнулся тот, — расскажи ты.
— Хорошо. Ты знаешь, презренный Ярополк убил Олега, и я тогда не отомстил за его смерть.
Зыбата с грустью на лице покачал головой.
— Нет, княже, Ярополк не убивал Олега, — сказал он.
Брови Владимира сдвинулись, по лицу скользнуло выражение мести и гнева.
— Он, Ярополк, убил нашего брата, — с особенным выражением произнес он, — ты мне будешь говорить о Свенельде? Так Олег вправе был убить его сына Люта, потому что Лют без позволения охотился на его землях. Свенельд что такое? Разве он князь, что осмелился поднять руку на князя? Но я бы и это забыл, если бы Ярополк отомстил за убийство Олега. Но он даже не наказал Свенельда. Так я отомщу им обоим… Я иду — горе Ярополку!
Зыбата тихо положил руку на плечо Владимира.
— Княже, вспомни, что нет ничего сладостнее прощения! — тихим, взволнованным голосом сказал он.
Владимир взглянул на него, и вдруг словно темная туча набежала на его лицо.
— Да я ведь и позабыл, — произнес он дрогнувшим голосом, — ты ведь христианин?
— Да, я христианин! — поспешил подтвердить Зыбата, — и отец мой Прастен — христианин, и старый печенег Темир — христианин. Все мы крестились во имя Господа Иисуса Христа, и старец Андрей — помнишь его? — был нашим крестным отцом. Но ты молчишь, Владимир, ты отвернулся и более не смотришь на меня. Что это значит? Чем я прогневил тебя? Скажи, князь, скажи.
Теперь лицо молодого князя отражало невыносимую тоску. Признание Зыбаты напомнило ему о клятве, данной арконскому жрецу, и вот он столкнулся с христианином, и в душе его не находилось достаточно силы, чтобы поступить, как он клялся, и уничтожить этого «врага Святовита».
— Ты молчишь, княже, — продолжал Зыбата, — вспомни же нашу веселую юность. Знаешь ли, я, как только оправился после болезни, по совету моего крестного отца Андрея оставил Киев и ушел за тобой в Новгород. Там я хотел послужить тебе, моему другу и князю, но когда я явился туда, тебя уже не было, ты ушел за море к варягам. Однако говорили, что ты вернешься. Я остался тебя ждать, и вот она, желанная встреча… Что с тобой, Владимир?
— Зыбата, Зыбата, — раздался чуть слышный шепот молодого князя, — уходи от меня, уходи, пока не поздно… Скройся, чтобы я никогда не видел тебя более… Чтобы я даже не слышал о тебе.
— Зачем? — изумился молодой воин.
— Нужно, нужно. Ты христианин, а я, пойми Зыбата, я дал клятву ненавидеть всех христиан…
Зыбата сперва отодвинулся от Владимира, потом медленно поднялся на ноги.
— Ты, княже, дал клятву ненавидеть всех христиан, — проговорил он, — за что же? Разве христиане причинили тебе какое-нибудь зло, которого ты им простить не можешь?
— Нет, нет, они мне ничего не сделали, — торопливо говорил Владимир, — но я дал клятву и исполню ее, да, исполню! Уходи же, приказываю тебе, уходи и не смей показываться мне на глаза!
— Жаль мне тебя, Владимир, — проговорил Зыбата, и его глаза увлажнились слезами, — языческая тьма скрыла твою душу, но я верю, что рассеется она, скоро рассеется, тогда великий свет истины осияет тебя, и ты возродишься к новой жизни.
