— Хорошо, — тихо ответил ему Андрей, — да будет воля Господня!
Он с обычной своей кроткой улыбкой произнес:
— Ты, княже, заставляешь меня вспомнить, что и я когда-то был воином, в доблести не уступавшим воеводе Прастену. Пусть решено будет, как желаешь ты, но никому не нужно выходить на смертный бой вместо меня. Я прав перед Прастеном, и Господь мой защитит меня. Потом, княже, еще когда-то давно-давно я владел мечом, но вот уже много лет я не брал его в руки, так как сказано: «Поднявший меч, от меча и погибнет». И теперь я не прикоснусь к нему. Лучше пусть убивает меня Прастен. Если же он согласен, тогда решим мы наше дело единоборством. Кто кого положит на землю, тот и прав. Вот что, княже.
— Стемид, ты обезумел, — воскликнул изумленный Святослав, — на что ты надеешься?
— На Господа моего!
— Он возьмет тебя и убьет!
— Погибнуть если мне — на то воля Господня!
Святослав, не ожидавший такого, покачал головой.
— Ты согласен, Прастен? — спросил он.
— Мне все равно, княже! — зарычал тот. — Отдай только мне его!
— Да будет тогда, как желаете вы! — торжественно сказал князь и сделал знак, чтобы на площади очистили место для единоборства.
Наконец место пред крыльцом было расчищено.
— Приступайте же! — произнес Святослав.
Прастен, услышав это приказание, радостно вскрикнул.
Стемид опустился на колени и, воздев руки к небесам, проговорил несколько дрожавшим от волнения голосом:
— Господи, Боже мой, Ты видящий сердце мое, Ты всеправедный, смири сердце мое, не дай овладеть им сатане и помоги мне спасти неразумного ослепленного брата моего от нового греха сатанинского, овладевшего им…
— Скорей, скорей! — рычал Прастен, уже сбросивший с себя верхнюю одежду.
— Я готов! — ответил Андрей и, поклонившись сперва князю, его воеводам и потом народу, сказал: — Начнем!
Они схватились. Вопреки ожиданиям, старый варяг оказался вовсе не таким слабым противником. Напрасно Святославов воевода, охватив его своими могучими руками, то потрясал его, то старался поднять на воздух. Стемид словно прирос к земле. Прастен уже начал заметно уставать. Лицо его побагровело от чрезвычайного напряжения; по лбу и щекам катился градом крупный пот. Грудь дышала, как кузнечные мехи…
— Держись, Стемид, держись! — раздались крики.
Прастен ловким движением перекинул руку, перехватил своего противника крест-накрест и с нечеловеческой силой прижал к себе, в то же время навалившись на Стемид а всею тяжестью своего огромного тела. Для тех, кто знал силу Прастена, было ясно, что воевода сейчас запрокинет противника назад и сломает ему позвоночник. Но вдруг толпа и все бывшие на крыльце ахнули. Взвилась пыль, что-то метнулось в ее клубах, а когда чрез мгновение она улеглась, все увидели, что Прастен лежит у ног Стемид а на спине.
Крик изумления пронесся со всех сторон; победа старика отшельника была несомненна.
— Стемид, Стемид одолел Прастена! — кричали все.
— Убей его, Стемид, убей скорее: его жизнь — твоя.
— Убей же меня, — хрипел Прастен, — что медлишь?
Но Стемид, отшвырнув поданный ему меч, протянул к побежденному врагу руку и громко сказал:
— Нет, брат мой, зачем я буду убивать тебя? Вот тебе рука моя, обопрись на нее; встань, вернись в дом твой с миром!
Но сердце Прастена не смягчилось.
— Убей, убей меня, — ревел он, — я не хочу твоей милости.
Раздавшиеся крики прервали его слова. На площадку, очищенную среди толпы, запыхавшись, вбежал печенег Темир, волочивший за собой какого-то опутанного ремнями человека.
Темир еще издали что-то громко кричал, но звуки его голоса так были хриплы, что трудно было понять, чего он хочет.
Только, когда Темир был совсем близко, можно было понять, за чем он пришел сюда.
— Стойте, стойте, — кричал он, — пусть князь не ставит приговора!
Святослав, удивленный появлением печенега, сошел с крыльца и громко спросил:
— С чем ты пришел? Кого привел ты?
— Князь, — завопил Темир, — прикажи убить Прастена, как бешеного зверя убивают, не Стемид пролил кровь Зыбаты, другой повинен в этом.
Стемид тем временем успел поднять Прастена; воевода едва держался на ногах и был в таком состоянии, что даже не обращал внимания на то, что его поддерживает тот, кого он считал заклятым своим врагом.
