— Сами смекните, — говорил этот человек, — на что нужны старику богатства?
— А ты говоришь, много их? — спросил хриплый голос.
— Два полных воза, сам грузил.
— Да, может, рухлядь какая…
— Чего рухлядь, сам Прастен отбирал, все самое лучшее… Кубков одних золотых не перечесть…
— За сына дарил-то?
— За сына, за сына! А и то подумать, что сделал этот старик Прастенову сыну? Да ничего! Поднял его да к себе снес — работа не великая. Совсем лишнее так одарять. Вот и смекайте. Старик-то один. Пожива легкая, без труда все достанется.
— Так ли?
— Говорю: так!
— Да ты-то чего хлопочешь?
— Жаль добра, даром пропадает. Старику таких богатств ни на что не нужно. Сгниют в лесу ни за что ни про что.
— Сам бы и шел, все бы твое было.
— Чудаки вы! Как это мне идти? Ведь, если я пойду, убьет меня Прастен. Чуть что, и между людьми сейчас молва пойдет: «Прастен, дескать, вчера дал, а сегодня пожалел и послал верного человека назад взять, что подарено». Вот ведь что скажут, на него весь покор ляжет, а он, как узнает, и меня со свету сживет. Поняли?
— Да ведь если мы пойдем, тоже говорить будут.
— Не будут! Старичишке-то рот можно заткнуть, да так, что никогда он слова ни одного не скажет. На вас же никто и не подумает, а и подумает, сказать на вас никто не осмелится. Кто с варяга такое дело спрашивает и кто на варяга жалуется?
Наступило молчание. Притаившийся в кустах Зыбата понял, в чем дело.
— Так как? Идете, что ли? — донесся до него голос Збигоя — так звали стремянного.
— Если все, как ты говоришь, — отвечал хриплый голос, — много и золота, и мехов, так отчего же не пойти?
— Только помните уговор!
— Ладно! Твою часть тебе выдадим.
— Это само собой, а еще то…
— Что еще?
— О старичишке-то что я вам говорил?
— Подвернется, прикончим.
— Чего там подвертываться, с этого начните!
— Да что он тебе дался? Чего ты с ним не поделил?
— А это уже наше дело.
— Ишь ты какой! Да нам-то он ничего не сделал.
— Не сделал, так сделает. Жаловаться пойдет.
— А и впрямь так!
— Видите! Князь наш не из таких. За это дело не похвалит. Узнается оно — вам несдобровать.
— Будь по-твоему! Придем, так прежде всего за старика примемся.
— Это сделайте, а там все, что ни отыщите, ваше! Сами подумайте, никто-то тогда ничего не узнает. Сидит старик в своей трущобе и в Киев носу не показывает. — Никто у него никогда не бывает. Нет его, да и все. И вспомнить о нем некому будет.
Зыбата все еще оставался в своей засаде. Он узнал, что негодяи решили произвести нападение на старца христианина, когда солнце начнет склоняться к закату.
Збигой возвращался назад. Он очень рад был, что так удачно покончил с этим делом, как вдруг увидел Зыбату.
Збигой почтительно снял шапку и в пояс поклонился своему молодому господину.
Вдруг Зыбата схватил его за горло и сдавил так, что Збигой чуть было не задохнулся.
— Господин, — застонал он, — что ты?
— Негодный пес смердящий, — не помня себя от гнева, воскликнул Зыбата, — как смел ты задумать такое дело?
— О каком деле ты говоришь? — пролепетал Збигой.
— О том, о котором ты сговаривался с негодяями варягами.
Лицо Збигоя вдруг мертвенно побелело.
— Ты слышал, господин, — воскликнул он.
— Все слышал! Готовься к смерти!
— Господин, господин, — в ужасе кинулся к ногам Зыбаты Збигой, — пощади, не губи меня.
— А ты, негодный, что задумал?
— Не моя на то воля была, господин.
— Не твоя? Чья же?
— Отпусти меня, дай мне вздохнуть, я тебе скажу все.
— Что все?
— Все, господин, все! Все, что я знаю!
— Опять какая-нибудь ложь.
— Правду скажу! Клянусь Перуном.
Зыбата отпустил Збигоя.
— Говори, что ты хотел, говори все! Чья воля?
— Твой отец, господин…
— Отец! Мой! При чем тут он?
— Это он приказал мне подговорить варягов убить Андрея.
— Лжешь! Я слышал, ты подговаривал их на грабеж.
— Только чтобы отвести этим негодникам глаза, только за этим.
— Но зачем это могло понадобиться отцу?
— Прастен думает, что этот старик христианин зачаровал тебя, и, убив его, хочет избавить тебя от колдовских чар.
— Хорошо, — сказал Зыбата, — я спрошу у отца, и горе тебе, если ты солгал.
— Господин, пощади, — вскричал Збигой не своим голосом, — если Прастен узнает, что я открылся тебе, он убьет меня!
