— Господь с тобою, оставайся! Не смею я отказывать в пристанище тому, кто приходит, дабы познать Бога живого.
Злобный смех Прастена прервал речь Андрея.
— Как отвратительны все эти лживые речи, — восклицал он, — пойдем прочь, Зыбата! Ты можешь быть спокоен, я хорошо заплатил этому старику за тебя. Ты ему ничего не должен.
— Отец, — серьезно сказал юноша, — Андрей сделал для меня добро не ради твоей платы.
— Будто!
— Да! Твои богатства ему не нужны.
— Ты сам видел, он взял их…
— Погоди, отец, ведь ты еще не рассчитался с ним.
— Как? За что не рассчитался?
— А за себя…
— За себя?
— Да, ты говорил, что он имеет право отомстить тебе.
Прастен опять захохотал.
— Он сам при всех говорил здесь, что не раз и близко видел меня около себя в эти годы. Отчего же он не мстил мне? Месть священна. Он будет говорить, что прощает мне, как то повелевает христианам Бог их. Спроси его, он сейчас скажет тебе. А я говорю, что он думает совсем не то. Кто не мстит, тот трус, презренный трус. Вот я перед ним! Что же он? Ведь он не кинулся на меня с мечом, не вырвал моего сердца, не насладился созерцанием моих предсмертных мук. Хочешь знать почему? Да потому лишь, что видит меня сильным, знает, что меч крепко держится в моей руке, что сам я готов встретиться со всяким врагом… Испугался он за свою, презренную жизнь и прикидывается, будто их Бог запрещает им месть. Вот в чем правда, Зыбата! Идем же скорее прочь от этого жалкого притворщика!
— Неукротимое у тебя сердце, Прастен, — покачал головой Андрей, — но Бог с тобою. Вижу я, не пришло еще твое время, но придет оно, Прастен, придет, и не увидишь ты, как подойдет оно, и тогда укротится дух твой и смирится мятеж души твоей. Иди, Прастен, иди… Я буду молиться за тебя, да просветит тебя Господь Бог мой, и да смягчится душа твоя. Иди и ты, Зыбата. Ты еще придешь ко мне, да и отец твой придет. Знаю я это… Идите, кланяюсь вам. Простите меня, грешного, не попомните, если причинил я вам какую-либо обиду.
С этими словами Андрей поклонился всем.
— Иди и ты, княжич, — обратился он к Владимиру. — На тебе почиет дух твоей бабки. Вспомни слова мои, просветишься ты светом Христовым, не скоро это будет, но что исполнится так, верю я! Простите меня!
Андрей еще раз поклонился всем и, сделав знак Темиру, скрылся в своей хижине.
Прастен уже был на коне.
— Ты, княжич, со мной? — спросил он.
Владимир утвердительно кивнул головою и тоже вскочил на коня. Вслед за ним сели на коней и Зыбата с Улебом.
В молчании выехали все четверо из лесу. Прастен обернулся назад и погрозил кулаком в ту сторону, где была избушка старого христианина.
— Презренный трус! — воскликнул он.
— Напрасно ты так говоришь, Прастен, — покачал головой Владимир, — теперь я припоминаю все. Ведь моей бабке Ольге было известно все, что ты сделал ему. Только по его просьбам она не казнила тебя, как ты того заслуживал… Если бы он был трус, одного его слова было бы достаточно, чтобы без всякой опасности для него ты погиб. А он только просил за тебя и всегда говорил, когда бабка настаивала, что всякая месть принадлежит не человеку, а Богу.
Буря, свирепая буря, ревела в душе Прастена, когда он возвращался домой из лесу. Полный гордости и сознания своего достоинства отправился он в лес и был чрезвычайно доволен тем, что молодой князь вызвался быть ему попутчиком. Самолюбию Прастена льстило то, что он пред Владимиром мог показать свою щедрость, и вдруг вышло совсем не то, чего ожидал он, чего даже ожидать не мог…
В первые мгновения встреча со Стемидом-Андреем поразила его. Так вот кто оказал милость его сыну. Его заклятый враг, человек, которому он, Прастен, причинил самое тяжкое зло, и этот человек за зло отплатил ему добром… Это уязвило Прастена в самое сердце. Гордость его возмутилась, и вместо благодарности он озлобился еще более.
Когда Владимир сказал ему, что княгине Ольге было известно его злодеяние и только просьба Андрея отклоняла от него справедливое и заслуженное возмездие, Прастен ничего не сказал княжичу, но только подумал: «Время выжидал! Готовил месть, когда Зыбата подымется». И Прастен с тревогой взглянул на сына.
